Она сцепила руки, с трудом сдержав дрожь, думая о том, что в таком состоянии ее видит Эфтаб. Она посмотрела на него, и ее как будто прорвало на вопросы: «Откуда идет внутренний голос? Как он идет? Где его источник? Что он говорит? Что? Что?».
Эфтаб подождал, пока она выговорится. Ее голос делался все выше и выше, практически срываясь на визг. Когда она замолкла, он спокойно ответил ей: «Вы сами узнаете, как он придет».
Громко и резко она спросила его: «Это будет голос добра или это зло, искушающее нас? Это ангелы с нами будут говорить или дьявол?».
Он медленно снял очки и уверенно сказал:
— Ангелам есть, чем заниматься. Что касается дьявола, то его вовсе не существует.
Будто ища то, что разозлило бы ее, она спросила:
— А разве дьявол не может сам себя отрицать?
— Дьявол — это желание совершить зло внутри нас. Но это желание хрупкое, у него слабый голос. А вот другой голос, он будет сильным, вы его услышите всеми фибрами.
— Когда же он заговорит?
— Когда будет вам нужен.
— Мне он сейчас нужен, мне он вчера был нужен, он всегда нужен. Вы понимаете? — резко сказала она и уставилась на него. — Что-то я сомневаюсь, что есть внутри нас голос, который мы не слышим. Если рассказать кому, что я жду голос, меня примут за сумасшедшую.
Он ответил на ее внезапную ярость мягкой улыбкой:
— Не волнуйтесь по поводу других. Они тоже ждут, пока заговорит их внутренний голос. Не дайте гневу одержать верх над вами.
— Как же мне победить его? Молитвами и поклонами?
— Воля человека сильнее молитвы.
Оставив без внимания то, что он сказал, она продолжила:
— Мне кажется, у меня нет воли, и разум я потеряла. То я ощущаю счастье, то мне хочется плакать. Как будто в меня кто-то вселился или меня заколдовали. Я пытаюсь прийти в согласие с собой, чтобы добиться успеха. Но вместо этого я начинаю сомневаться, смогу ли я чего-то достичь. Даже мужчина, который хочет быть со мной, я сомневаюсь, что буду продолжать с ним. Я устала от раздумий и сомнений. Устала. Устала.
И она повесила от тщетности голову.
Он посмотрел на нее и сказал с отеческим сочувствием: «Не теряй веру в себя. Всем нам приходится жертвовать чем-то дорогим». Он направил указательный палец к сердцу, затем вернулся к чтению и пробормотал так тихо, что она еле уловила: «Голос близко».
Она закрыла за собой дверь квартиры, рассеянно размышляя о том, как она могла потерять контроль над собой. Она подошла к окну своей комнаты и посмотрела на здание, потом на то место, где стоял фонарь. Она ничего не чувствовала и не осознавала, что делает. Только в тысячный раз она ощутила, что запуталась, что она одинока.
Она зажгла сигарету, но не затянулась ни разу. В конце концов она взяла телефон и стала звонить Я.
Пока набирала номер, думала, что ему сказать.
С последней цифрой она захлопнула телефон, села и прислушалась к тишине вокруг. Это была не просто тишина, это была смерть. Одиночество и есть смерть. Это оно, а не зеленое здание заставило забыть ее свое имя и свою сущность. «А-а-ах!» — издала она стон и почувствовала, что он идет откуда-то из глубины, возвращая ее на четыре года назад. Как будто этот стон вытянул что-то на поверхность: перед глазами замелькали многочисленные картины. Но… Это были образы не давно ушедшего прошлого, что было бы обычно для ее памяти, а настоящего, в котором она сейчас жила. Она подняла голову в направлении стены, где висели часы, медленно отсчитывающие время, и увидела другое время, которое сливалось в момент, в секунду, в сейчас. Картинка настоящего в картинке. Короткая стрелка на часах не шевелилась, застыв на месте. Ей показалось, что время стоит дольше, чем следует, а она хочет перепрыгнуть в будущее, хочет увидеть его, узнать, что в нем. Но часы не шли. В первый раз она пожалела, что так поступила с ними.
Она прикрыла глаза. Картины исчезали одна за другой. Она прошептала «О боже!» и вздохнула, отдавшись чувству покоя, которого достигла. Было ясно, что принять решение, даже если оно ошибочное, лучше, чем не принимать вообще. И если риск оправдывал спасение, как сказал однажды Эфтаб, то она рискнет решением не видеться с Я с сегодняшнего дня. На другом конце пошли гудки в его телефоне. С третьим гудком он ответил голосом, исполненным надеждой. Прежде чем она успела сообщить ему, какое решение приняла, он опередил ее вопросом: «Что думаешь насчет еще одного ужина в другом месте?». Будто подготовившись к этому звонку, он добавил: «Я сам приготовлю тебе ужин у себя, только мы при свете свечей».
Его пыл не угас, как она ожидала, а разгорался с прежней силой. И вот он приглашает ее уже не в общественное место, а к себе домой, только они, при свечах.
«Сумасшедший!» — сказала она про себя. Но он застиг ее врасплох еще раз: «Отметим твой день рождения! Я знаю, он на днях. Пусть это будет наш день, а потом отпразднуем с друзьями в месте, которое ты сама выберешь. Ты помнишь, что он в четверг?».
— Как ты узнал? — удивилась она.
— Чтобы любить человека, ты должен знать его. Разве не так говорит твой друг Эфтаб? Вот я и пытаюсь узнать вас, моя красивая госпожа. В любом случае, поговорим о приготовлениях, когда придешь.
Не дав ей опомниться, он сказал:
— Свой адрес я отправлю тебе в сообщении. Жду тебя в восемь.
— За кого он меня принимает? — сказала она и отключилась. — Настоящий сумасшедший. Сомневаться не приходиться.
Ровно в восемь она стучала в дверь его квартиры.
* * *
Она не знала, он ей не говорил, что он любит рисовать и у него здорово получается. Она обнаружила семь или восемь собственных портретов, два из которых висели в центре его большой гостиной. Остальные же стояли плотно друг к другу у стены. Но в тот вечер он удивил ее еще раз.
Она стала рассматривать, изумленная, те его рисунки, в которых угадывала себя: свою одежду, некоторые жесты, которые проскальзывали во время их встреч. Перед этими картинами она почувствовала, как сделала огромный прыжок навстречу Я, либо это он стремительно приблизился к ней, сойдя с одной из картин.
«Последние дни я занимался тем, что рисовал тебя» — сказал он, когда она смотрела на заинтересовавшее ее большое полотно, написанное маслом. «Я вызывал твой образ каждый день». Она перевела на него спокойный взгляд. Он улыбнулся и сказал: «Нет. Я не одержим тобой. Просто я люблю рисовать… И не смог найти ничего более красивого, чем ты, чтобы изобразить».
Такой ответ заставил ее поволноваться, и она невольно улыбнулась. Что-то в ней менялось, что-то заставило почувствовать угрызения совести перед человеком, с которым она за одну секунду решила больше не видеться. Однако сейчас, после того как она увидела себя через него, она спросила себя: «Разве есть страсть больше?» — и почувствовала, как глаза наполняются слезами.
