Если честно, Май Бритт и сама не знает, с чего она с такой лаской гладит волосы фон Борринга, но ее это не тревожит. Гладится, вот она и гладит. Она думает о своем возлюбленном Бембу (но прекрасно понимает, что рядом с ней не он). Ей важно излить свою нежность, а то мир без нее жесток и груб, думает Май Бритт, точнее, чувствует Май Бритт. Мысль и чувство — вещи разные, хотя иногда трудно определить, где кончается одно и начинается другое.
Да, но куда делся Допплер? — недоумевает, вероятно, читатель. Видит ли он эту сцену? И что он о ней думает?
Ответ: нет, не видит. Он спит в своей комнате. Посреди связанных узлами веревок.
* * *
Блаженное поглаживание прекращается в тот момент, когда начинает пищать пейджер фон Борринга. Почти у всех серьезных шведских наблюдателей за птицами есть этот прибор, и с его помощью фон Борринга мгновенно оповещают, что там-то и там-то замечена редкая, или, как они говорят, значимая птица. Он нежно отодвигает руку Май Бритт и бежит к своим брюкам, валяющимся на полу (что, кстати говоря, само по себе неслыханно, ибо до сего дня брюки всегда аккуратно складывали и вешали на стул, так что они глубоко потрясены и разочарованы таким с собой обращением, как и матушка фон Борринга, которая (по-прежнему в легком морфийном тумане) сидит на облаках и глядит оттуда на своего сына-скаута, чучело эдакое. Он не женился и никогда не интересовался женщинами, а стоило ему в кои-то веки раз провести ночь в обществе дамы, так она оказалась курносая уродина Май Бритт, а мама фон Борринга терпеть не может эту противную необразованную склочницу, дочку шалого коммуниста, которая в последние годы стала вообще несносной, так что маме фон Борринга очень тяжело смотреть на творящееся внизу, в юдоли, безобразие и не иметь возможности вмешаться. «Вот ведь ловко устроился, ну как всегда», — думает она о папаше фон Борринга, которому опять повезло: он не мучается на небесах, наблюдая все это, поскольку не верил в Бога. И совсем невыносимо, что довольно скоро матушка фон Борринга на своем и без того небольшом облачке начнет регулярно подвергаться визитам Май Бритт, ибо земные дни старой скандалистки заканчиваются, и хотя ее вера была довольно шаткой, ее хватит (сомнения будут засчитаны Май Бритт в плюс), чтобы попасть на небеса, где ее разместят на облаке коммуны Эда, потому что территориальная целостность уважается и здесь, и если матушку фон Борринга пребывание в здешних кущах нервирует уже сейчас, то вы и сами понимаете, в какой ад кромешный оно превратится с появлением здесь Май Бритт. К тому же, хотя большинство христиан, кажется, считают, что человек приходит на небеса с пустыми руками, это не так. Одну вещь ему разрешается прихватить с собой. И тут важно не ошибиться с выбором. Госпожа фон Борринг прибыла с чемоданищем морфия, а Май Бритт в свой час выберет фуру с гашишом. Выясняя, кто был прав, дамы начнут гневаться и раздражаться, а тянуться все это будет бесконечно долго).
Сообщение на пейджере гласило: «Амурский сокол (Falco Amurensis), мыс на южной оконечности Эланда, остров Эланд. Молодая особь, виден, находится на территории»*.
Фон Борринг не верит своим глазам. Амурский сокол. В Швеции! От такого послания его бросает в дрожь. Равнодушным к орнитологии не дано, разумеется, понять всей грандиозности этого события. «Амурский сокол обитает в Азии, в частности в горах Омана, и не имеет обыкновения летать на север; что он делает в Швеции — полнейшая загадка, скорей всего, он и сам не понимает, как его сюда занесло; видно, это ужасно рассеянный (если вообще у него все в порядке с головой) соколиный подросток, но раз уж он очутился в Эланде, то и мне туда надо, — соображает фон Борринг. — И как можно скорее, тут счет на минуты».
— Что стряслось? — спрашивает Май Бритт.
— Меня срочно вызывают в Эланд, — отвечает фон Борринг.
— Вот везуха! — вскидывается Май Бритт. — А мне как раз надо в Хультфред! Так что, если ты на колесах, я с тобой. Высадишь меня по дороге.
— Я уже не вожу, — отвечает фон Борринг. — Видимо, придется брать такси.
— У меня есть грузовик, — говорит Май Бритт, — очень вместительный. Но сама я тоже уже не вожу.
Они смотрят друг на друга.
— Ты тоже о нем подумала? — уточняет фон Борринг.
— Конечно, — отвечает Май Бритт. — Но куда он запропастился? Неужели все дрыхнет?
— Сейчас проснется, — говорит фон Борринг, набирая в большую кружку ледяную воду.
* насчет амурского сокола.
Датское турагентство «Киплинг Трэвел» продает туры на Мессинский пролив на Сицилии, где каждый год в апреле собираются тысячи хищных птиц, причем утверждается, что количество видов и подвидов «поражает воображение». Восемь дней/ семь ночей, включая проживание и сопровождение двумя самыми известными датскими орнитологами-практиками, стоит чуть меньше десяти тысяч датских крон[20]. Жители Норвегии должны будут дополнительно оплатить переезд до Дании и обратно. И тут уж каждый сам принимает решение. Многим кажется, что датчан трудно понимать; могу утешить их тем, что датчане считают норвежский вообще непостижимым. Обычно через несколько дней эту трудность перестают замечать. Азбучные истины относительно бесед с датчанами таковы: надо прилагать все усилия, стараться быть открытым всему новому и проч., но — и это самое важное! — если они отвечают на твой вопрос по-английски, надо бить в морду. Поверьте мне. Я (автор то есть) прожил в Дании несколько лет. Серия сильных ударов в переносицу — единственное действенное средство.
На сайте «Киплинг трэвел» перечислены все виды хищных птиц, которые могут встретиться вам в Мессине, но, говорится там (я цитирую): «Самыми редкими видами считаются амурский сокол и хохлатый осоед, их мы, естественно, не можем вам гарантировать. Но наш всегдашний девиз таков: увидеть как можно больше, но самое главное — рассмотреть птиц и насладиться зрелищем, мы едем ради новых знаний, а не за галочками!»
Другими словами, фанатов от орнитологии, которые гоняются лишь затем, чтобы пометить в своих журналах наблюдений как можно больше разных видов, а потом завалиться в отель и надраться до неприличия, просят не беспокоиться.
«Globetrotter» простоял без движения в сарае Май Бритт восемь лет, и знатоки, разбирающиеся в моторах, только языками зацокают, увидев, как легко он заведется — через пару абзацев буквально. Движок как новенький, ахнут они. А что с аккумулятором? — спросят они затем. А как там с системой охлаждения? Ну и дальше по списку в том же духе. Причем это резонные вопросы. Так что я решил застраховаться от этих знатоков с их расспросами и наврать малость: сказать, что на Рождество два года назад сын того сына Май Бритт, у которого физиогномическая слепота, корячился с машиной два полных дня. Молодому человеку было скучно в Вермланде, поэтому он перебрал движок, а заодно поменял масло, подтянул здесь и там, зарядил аккумулятор и завел мотор раз-другой на пробу. В старших классах школы он «проходил» мопед как «предмет по выбору». Плюс несколько раз реанимировал мотор семейной лодки. Так что, когда Допплер, злой и угрюмый из-за того, что его в очередной раз разбудили посредством «мокрых штанов», садится за руль, грузовик заводится с первой попытки и ни разу до конца этой истории не глохнет. «Volvo Trucks» производит грузовики, которые служат людям долгие годы, хотя и недостаточно ценит отдельных своих сотрудников. Никто не безупречен. В том числе и я (автор то есть). Еще в школе учителя хвалили мои сочинения, но замечали, что они завершаются как-то внезапно, и я боюсь, как бы и в этот раз не случилось того же, потому что сейчас я совершу прыжок во времени и нагоню героев в тот момент, когда «Globetrotter» с Допплером за рулем и фон Боррингом и Май Бритт в качестве пассажиров, миновав уже Карлстад, Карлскога, Эребру и Норчёпинг, едет вдоль восточного побережья сперва по шоссе номер 15 на юг, в сторону Виммербю и Хультфреда, а затем по шоссе номер 33, с тем чтобы дальше свернуть на шоссе 34 в сторону Кальмара и Эланда.
