— Я хотел бы попросить у вас кое-что, только не удивляйтесь. Если у вас найдётся, я бы купил.
— Что именно?
— Нет ли у вас куска красного шёлка приблизительно в два сяку и ваты для тюфяков?
— Действительно, неожиданная просьба. Для чего же вам это нужно?
— Мне необходимо срочно снять эстамп, и я хочу сделать подушечку для нанесения краски.
— Понятно. Вам нужен материал для подушечки. Что-то подобное у меня найдётся, сейчас спрошу жену.
Через две-три минуты показалась хозяйка с куском красного шёлка и ватой для тюфяков в руках.
— Это вам подойдёт?
— Прекрасно. Я таким образом очень быстро всё сделаю. Сколько я вам должен?
— Ничего. Я вам могу дать ещё, только скажите…
Сасаки, совершенно не понимая, зачем мне это понадобилось, стояла в полном недоумении.
— Вот и всё. Можно возвращаться.
Я немедля сел в машину.
Сацуко в гостиницу ещё не вернулась.
16 ноября.
Было решено, что сегодня весь день я буду отдыхать в гостинице. С самого приезда, в течение четырёх дней, я так много ездил, чего давно уже не позволяю себе, и так много писал в дневник, что мне необходимо отдохнуть. К тому же я дал обещание отпустить на сегодня Сасаки. Она родилась в провинции Сайтама и никогда не была в Кансай. Для неё приезд в Киото — большое удовольствие, и она попросила дать ей день отпуска для поездки в Нара. У меня свой план, поэтому я отпустил Сасаки именно сегодня и попросил Ицуко, которая сама давно не была в Нара, воспользоваться случаем и поехать с ней. Ицуко склонна к уединению и обычно никуда не ездит. С покойным мужем они путешествовали тоже редко. Я сказал, что им надо осмотреть в Нара хотя бы храмы; сейчас, когда я ищу место для могилы, Ицуко может снабдить меня некоторыми полезными сведениями. Я заказал для них на целый день машину и посоветовал по дороге в Нара остановиться в Удзи и посетить храм Бёдоин, а в Нара обязательно побывать в храмах Тодай-дзи, Син-Якуси-дзи, и в западной части в Хоккэн и Якуси-дзи. Одного дня на всё это, конечно, маловато, они будут всё осматривать бегом, но если они выедут рано, захватив с собой завтрак, — суси[89]из угрей из «Идзу»[90], то успеют до полудня управиться с Тодай-дзи, поесть в чайном домике где-нибудь возле Великого Будды и осмотреть остальное. Смеркается рано, надо закончить осмотр засветло, поужинать в какой-нибудь гостинице и возвратиться. Пусть они не волнуются, если будут задерживаться: сегодня Сацуко никуда не пойдёт и весь день будет в гостинице со мной.
В семь часов утра Ицуко в машине заехала за Сасаки.
— Уже поднялись? Вы, папа, всегда встаёте рано, — сказала она.
Развязав платок, она вытащила из него и положила на стол два пакета, завёрнутые в плёнку из бамбука.
— Вчера покупала суси из угрей, взяла и вам. Позавтракаете вместе с Саттян.
— Спасибо.
— Вам что-нибудь привезти из Нара? Печенье из риса с папоротником?
— Ничего не надо. Когда будете в Якуси-дзи, не забудь посмотреть на стопы Будды.
— Стопы Будды?
— Ага. Это камень, на котором вырезаны ступни Будды. Ноги Будды Шакьямуни обладали чудотворной силой. Когда он ходил, он поднимал их на четыре сун от земли, на его ступнях были чакраварти[91], которые отпечатались на поверхности земли. Всевозможные насекомые, попадавшие ему под ноги, в течение семи дней никакой опасности не подвергались. Его ступни вырезали в камне, они сохранились в Китае и Корее; а у нас стопы Будды находятся в Якуси-дзи. Обязательно посмотри на них.
— Непременно посмотрю. Нам пора ехать. Я забираю Сасаки-сан на целый день, — пожалуйста, будьте благоразумны.
— Доброе утро.
Из соседней комнаты появилась заспанная Сацуко, протирая глаза.
— Благодарю вас за вашу доброту. Я так виновата, что вам пришлось встать так рано, — Сасаки долго благодарила «молодую госпожу» и наконец вместе с Ицуко ушла.
Сацуко поверх неглиже надела синий халат на вате, на ногах у неё были атласные шлёпанцы такого же цвета с розовым цветочным узором. Лечь на кровать Сасаки она не захотела и легла на диван, покрыла ноги пледом — на белом фоне чёрные, красные и синие квадраты, от Джейгера, который я захватил из дома, а голову положила на подушку, которую принесла из своего номера. Она лежала на спине, носом в потолок, закрыв глаза, и со мной не заговаривала. Я не мог понять, вернулась ли она вчера поздно из кабаре и не выспалась или притворяется спящей, не желая со мной говорить. Встав, я умылся, приказал, чтобы принесли японского чаю, и принялся за суси. На завтрак мне хватило трёх из них. Я старался не производить шума, чтобы не разбудить Сацуко. Когда я кончил есть, она ещё спала.
Я вытащил купленную в Тикусуйкэн тушечницу, поставил её на стол и начал медленно растирать тушь. Стёр палочку почти до половины. Потом сделал подушечки: разделил вату, скатал её в жгуты длиной в шесть-семь и в два сантиметра, обернул их кусками красного шёлка, — получилось четыре подушечки, две побольше, две поменьше.
— Папа, можно мне пойти на полчаса поесть?
Сацуко проснулась уже некоторое время назад и сидела на диване, соединив колени. Я вспомнил фигуру бодхисаттвы Сэйси.
— Для чего тебе куда-то ходить? Я оставил тебе суси, поешь здесь.
— Спасибо.
— Мы с тобой не ели суси с тех пор, как ходили в Хамасаку.
— Да, кажется… Папа, а что ты делаешь?
— Да так, ничего.
— А для чего растёр тушь?
— Лучше пока не спрашивай. Ешь суси с угрями. Мы не знаем, когда воспользуемся знаниями о том, на что мы в молодости бесцельно смотрели. Я несколько раз ездил в Китай и, бывало, случайно видел, как на улице снимали эстампы (это я видел и в Японии). Китайцы в этом добились замечательного мастерства. Не обращая внимания на ветер, они невозмутимо окунают кисть в воду и похлопывают ею по белой бумаге, растянутой на поверхности каменного памятника, при этом эстампы их превосходны. Японцы дотошнее, более нервны, осторожнее; пропитывая большие и маленькие подушечки тушью или штемпелевой краской, они тщательно снимают одну за другой копии с каждой тонкой линии. Тушь и штемпелевал краска могут быть чёрными или красными. Я нахожу, что красные эстампы особенно красивы.
— Спасибо за угощение. Давно я не ела таких вкусных суси.
Сацуко начала пить чай, и я неторопливо приступил к объяснению.
