Текст, который вы читаете, состоит из двух разных историй — первую в 1939 году рассказал моему дяде Драгославу Арнаутовичу адвокат из Цетиньи по фамилии Малоншич, и я излагаю ее здесь — в соответствии с семейным преданием Малоншичей и документами, оказавшимися на какое-то время в распоряжении дяди. Другая история, совсем короткая, всего в несколько строк, будет изложена в самом конце, она подлинная, я сам в 1941 году был свидетелем тех событий, о которых в ней идет речь. Не могу ручаться за достоверность первого рассказа — кто знает, можно ли верить семейным преданиям, — но в правдивости второго готов поклясться в любой момент.
Как-то в конце 1939 года к моему дяде, о котором я уже упомянул и который до Второй мировой войны был практикующим врачом, зашел друг нашей семьи по имени Стефан Малоншич. Пришел он в приемные часы, был заметно взволнован и просил оказать ему необычную медицинскую помощь. Его супруга, происходившая из семьи белградских Нехама, через которую мы как раз и подружились с Малоншичами, к тому времени уже давно умерла, а у адвоката от этого брака осталась семилетняя дочурка, которую звали Агата. В начале разговора адвокат показал дяде странное родимое пятно на своем лице, которое было у него с рождения, и сказал, что такое же есть и у его дочери. Эта родинка часто кровоточила, и адвокат хотел установить, не связано ли это с какой-нибудь наследственной болезнью крови. Дядя, хорошо знавший Малоншичей, удивился такому предположению, но адвокат присовокупил к своей просьбе толстую папку, в которой находились записи семейных преданий, выписки из старинных книг, несколько вырезок из французских научных журналов конца девятнадцатого и начала двадцатого века с текстом каких-то документов, а также начертанное неумелой рукой генеалогическое древо семьи Малоншич. Все это довольно странным образом подтверждало сомнения адвоката. Из собранных документов и других бумаг вырисовывалась весьма своеобразная картина.
Судьба семьи Малоншич
Часть первая
Составлена преимущественно на основе сведений из грамоты, выданной в 993 году в лавре Святого Афанасия на Афоне, о покупке острова Гимнопелагисиона, который вместе с находящимся там монастырем вышеупомянутый старец Афанасий купил у монахов Козмы и Луки за семьдесят номизм.
Когда в конце X века македонский царь Самуил начал воевать с греками и сербами, сербский князь Иоанн Владимир, правивший в Дукле и Драче, направил в византийскую столицу посольство, желая установить связь со своим греческим союзником, императором Василием II, названным впоследствии Болгаробойцем. Среди послов находился и один толмач по имени Андрия Хрс, из рода Малоншичей. Он слыл знатоком и греческого, и других языков, а кроме того, мог оказаться полезным благодаря своей необыкновенно хорошей памяти. Хрс легко учил языки, мог подражать голосам ветров, зверей и вод и безошибочно узнавал людей даже спустя много лет. Находясь в пути, он запоминал попадавшиеся в лесу деревья и облака в небе над головой, а его спутники заметили, что вещи из прошлого, сколько бы времени его ни отделяло от них, всегда оставались для него такими же близкими и ощутимыми, как тарелка и нож на столе в час обеда. До отъезда из Дукли жил он тем, что платили ему за необычную, редкостную работу — он первым входил в свежеоштукатуренную церковь и на глаз, без всякого трафарета или кальки, располагал на стенах наброски тех композиций, которые намеревались создать живописцы и которые они уже потом и прорисовывали, и расписывали. При всем при этом у Малоншича не было вообще никакого воображения и он не представлял себе будущее. Каждое мгновение жизни было для него полной неожиданностью, и он совершенно не умел предвидеть даже самые обычные вещи. Он хромал на одну ногу, и говорили, что он сам себя задавил собственной повозкой: еще юношей возвращался он как-то вечером с поля и почувствовал, что что-то тяжелое то ли зацепилось, то ли намоталось на заднее левое колесо; он на ходу оглянулся, чтобы посмотреть, что случилось, но потерял равновесие, упал и оказался под повозкой, которая переехала ему ноги.
В дорогу он отправился, захватив с собой две маленькие тайны: во-первых, невероятно сильный страх перед морем, которого он раньше никогда не видел, а во-вторых, то, что, сам родом из горных и языческих краев, он только на двадцатом году жизни принял христианство и научился читать.
Из-за того, что царь Самуил преградил дорогу в Византию по суше, посланцы из Дукли спустились на юг по Адриатическому морю, но когда в 992 году, обогнув Грецию и уже повернув к Константинополю, они в Эгейском море попали в бурю, им пришлось бросить якорь у одного маленького острова Лемносского архипелага недалеко от Афона. Остров назывался Гимнопелагисион, в 972 году государственное казначейство Византии продало его за сорок номизм одному монаху по имени Сергий, и он основал там монастырь, который вскоре стал составной частью лавры Святого Афанасия, расположенной на находящемся неподалеку Афоне. Монастырь укрыл сербских послов от непогоды, но не смог защитить от неожиданного нападения арабских судов. Тот же ветер, который привел посланцев Дукли в бухту Гимнопелагисиона, заставил искать убежища на этом острове и один сарацинский пиратский парусник. Пираты удивились, обнаружив вместо убогого монастыря богато снаряженное и хорошо обеспеченное посольство. Они пробыли на острове двенадцать дней, разграбили все, что можно было разграбить, и уплыли, захватив с собой по свидетельству одной грамоты, датированной 993 годом, «много судов и много пленников»[5]. В числе этих пленников оказался не только настоятель монастыря Козма, но и сербские послы, ехавшие к императору: και άποκρισιαριονς πρςβασιλεά άνερχομενονς σέρβονς κρατνυήναι.
После того как византийскому императору Василию II сообщили о случившемся, он направил своего представителя Спаспалу (σπασπαλάς) к арабским властям с требованием срочно освободить союзников и послать к нему в Константинополь. Когда послы вместе с пресвитером Козмой покинули сарацинский корабль и перебрались на византийский, их доставили прямо в столицу, однако базилевса они там уже не застали. Тот отправился на Балканы, в расположение своего войска, находившегося совсем рядом с главными силами македонцев, поэтому и послов, только что прибывших в Константинополь, тут же направили вслед за ним в этот греческий военный лагерь, где в начале 993 года Василий II их наконец принял. В Константинополе остались лишь пресвитер Козма, который не должен был сопровождать послов, и толмач Андрия Хрс, который не выдержал бы еще одного морского путешествия.
