Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
Из-за угла дота выходит Кулаков, протягивает мне мягкие чувяки – сапоги такие – на тонкой кожаной подошве:
– Ну-ка, примерь!
Я вижу на коричневых голенищах разводы.
– Вот спасибо, товарищ капитан! – щерюсь в улыбке, принимаю сапоги от ротного, листвой размазываю кровавые следы, стягиваю с себя ботинки и с сожалением забрасываю их в кусты.
Сапоги оказались впору. Странно… с моим-то сорок пятым тут маловато обуви. Нормалек. Мягко, комфортно, только сквозь подошву ощущаю почву. Ничего, с этим жить можно, более уверенно за землю цепляться буду.
Натягиваю на себя сбрую, обхожу дот, с обратной стороны вижу вход-лаз у самой земли, заползаю в него. Надо же полюбоваться на дело своих рук!
Особо там и смотреть нечего. Как я и предполагал, Лиса засадил пулю в башку духа. Вон большое кровавое пятно почти под потолком, правее верхней бойницы хорошо видно от солнца, нагло влезшего внутрь дота. А вот и сам дух, что пораскинул мозгами от снайперской руки. Лежит в уголочке обезбашенный. Мои трое у противоположенной стены лежат, посечены осколками очень уж убедительно. Тот, что в пакуле был, половину рожи потерял от взрыва; так и замер, прижал руки к лицу. Чалмастый, видимо, был еще живым; кто-то из наших добил его выстрелами, что мы слышали с Кулаковым. Лысый лежал грудью вниз; лужа крови застывала под ним, рубиново мерцая на свету. Тяжелый запах крови, человеческих испражнений, пота, отстрелянных газов и однотонный гул мух замутили голову, тошнота подкатила к горлу. Я сдержался, сглотнул ком, пошел к выходу. Рядом с лазом, согнувшись в конвульсиях рвоты, головой к стене скорчился Дизель. Шохрат и Малец рассматривали трофейное, мало на что годное, оружие. Ствол «РПК» согнулся углом под тридцать градусов, автоматы покорежило взрывом тоже неслабо. Кулаков вынул из оружия затворы, сунул в карман «лифчика».
– Все. Уходим! – Посмотрел на часы. – До заката нужно быть на месте.
Ребята вытянулись цепочкой. Лиса подгонял зазевавшегося Сержика, добродушно толкая его в спину прикладом винтовки.
Я шел следом за ротным. На узкой тропе, тянувшейся среди зеленки, меня нагнал Малец:
– Конт, держи. Твое! – И сунул мне в руку что-то увесистое, длинное.
– Ага, спасибо, Леха! – кивнул я и на ходу затолкал предмет под броник, не выказывая никакого интереса.
У Мальца от возмущения даже лицо вытянулось, но он понятливо кивнул, обогнал меня и встал впереди. Однако я видел, чувствовал по его спине, что он недоволен отношением к своему подарку.
Шли мы быстро, но аккуратно. Кулаков возглавлял колонну. Теперь мы ушли с тропы, переметнулись через дорогу, скрывались за нагромождениями камней, тянули к другой, противоположной зеленке. Наконец, углубились в нее. Торопились мы сильно, поскольку нужно было наверстать упущенное время, потерянное при стычке с духами, да и опасались того, что на звуки боя к доту могли подтянуться вражины, дабы оказать помощь защитникам дота. Отмахали мы достаточно, прежде чем где-то там, за спиной, довольно далеко уже, бумкнули разрывы.
– Вперед, мужики! Вперед, – еще сильнее заторопился капитан. – Уходим. Не хватало нам на пятках бородатых!
«Ха, а Дизель-то – наш человек! – размеренно, в такт шагам, думал я. – Гляди-ка, сам харч метал, а все же успел растяжек наставить. Молоток, Сержик!»
Словно в подтверждение моих мыслей, где-то далеко жахнул еще один разрыв, за ним – следующий.
– Товарищ капитан! – радостно завопил Дизель. – Сработало… вай, сработало! Я же после первой растяжки протянул еще одну на тропе, рядом слева. А они… ы-ы-ы-ы… купились!
– Да заткнись ты, чудило! – пнул носком ботинка под зад радостного сапера Лиса. – Дойдем до места – порадуемся…
Узбек где-то позади промурлыкал:
– Парень песню поет о девчонке одной, а о ком он поет, отгадай, вместо имени милой он хочет сказать: долалай, долалай, долалай…
Хе-хе, тоже распелся, инопланетянин. Но все равно как-то веселее на душе стало, и, думается, не только мне одному.
Я шел словно во сне. Как-то не верилось, что все произошедшее совсем недавно случилось со мной. Тело было уставшим, но очень отзывчивым на жизнь. Теперь хотелось двигаться быстро, целеустремленно, дышать полной грудью, ощущать покалывание камней, щепок, каких-то осколков сквозь подошву духовских сапог; даже хлесткий удар ветки по лицу в зеленке не вызвал раздражения, ожог на ладони радовал полнотой ощущения. Я – жив!
* * *
Наверное, нам, тем, кто вернулся среди первых с войны, повезло больше, чем другим ребятам, попавшим в Афган позже. Мы вернулись тогда, когда сила СССР была еще крепка, хоть и, как оказалось, на излете. Мы успели поступить в институты, найти после их окончания работу, получили жилье, гарантированное участникам войны. Конечно, не в том объеме, что обещалось, но хоть что-то попало нам в руки. Правда, если приходилось чего-то требовать – положенное, ничего лишнего, – в ответ встречали взгляды ответственных людей, в которых читался мягкий укор – мол, надо же, такие молодые, а чего-то требуют. Не привыкли мы тогда именно требовать, просительные нотки предательски сквозили в наших голосах. А что, вдруг многого хотим, вдруг нам не положено. Даже боялись чего-то, вернее, опасались переступить через грань дозволенного, что ли. Тогда ведь особо не афишировалось, что мы делали в Афганистане, как там было. Скорее замалчивалось, даже запрещалось на памятниках парням, погибшим на той войне, писать хоть что-то, намекавшее на реальные события.
На свой страх и риск нас приглашали в рабочие коллективы в День армии и флота, робко задавали вопросы; мы стеснялись, краснели, потели, не умели рассказать, объяснить, заставить поверить в то, что испытанное и пройденное нами очень уж похоже на то, что было с нашими дедами на фронтах Великой Отечественной. Только редкие высверки медалей и орденов на пиджаках подтверждали сказанное нами.
Помню, как-то раз возвращался домой после парада в честь Дня Победы; шел чуть хмельной, на пиджаке позвякивали медали, никого не трогал, улыбался теплому дню, курил. Ко мне подошел мужичок лет пятидесяти.
– Слышь, герой! – обратился он ко мне. – Ты в Афгане, что ли, был?
– Ну, – сразу напрягся я.
– Гляжу вот, – указал пальцем на мою грудь. – Неплохо воевал, а? – Улыбнулся, сразу снимая мое настороженное ожидание.
– Да, – смущенно отмахнулся я. – Было…
Потом мы сидели с ним в беседке какого-то двора, пили теплую водку, курили «Беломор», закусывали плавленым сырком «Дружба», о чем-то говорили. Я все никак не мог понять, чего хочет от меня мой новый знакомый. Потом напрямую спросил. Мужик даже удивился:
– Так, елы-палы, не каждый же день с фронтовиком посидеть-поговорить удается! – Даже распалился как-то. – Мы же – не воевавшее поколение! Это вам досталось. Хм… детям детей войны, – выговорил он новые для меня слова, налил еще по чуть в граненые стаканы, чокнулся со мной, но не выпил сразу, трезво посмотрел на меня. – У тебя деды-то воевали?
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
