— Уточни, что именно? — потребовала Смит.
— Я тебя как следует трахаю, — прохныкал Керр в свою защиту и неожиданно добавил: — К тому же нельзя утверждать, что я ничего не приношу домой. Например, овощи на прошлой неделе.
— Гнилые, — парировала Арадия, — и сам сказал, что на развале их выбросили, а ты подобрал.
— Не суть важно, — настаивал Вэйн, — я сделал взнос.
— И сам отказался жрать эту гниль, — резко произнесла Смит.
— Я принес овощи для Адольфа и Феллацио. Я что, виноват, что они их есть не стали, и овощи испортились? — скулил Керр. — И вообще, черта лысого я должен сбрасывать в общак, когда на те деньги, что мне присылает папа, я ем в кафе. Если я ничего не беру, с какого я должен что-то приносить? Хватит на меня наезжать!
— Пошел на хуй! — гаркнула Арадия, и Вэйн тут же расплакался.
Смит встала, выскочила из комнаты и выбежала. Она пронеслась мимо Адольфа, даже не заметив его, хотя исключительно ради него она терпела психа Керра. Арадия не снижала шага, пока не дошла до станции метро «Майл-Энд».
Едва Смит ушла, Вэйн прекратил рыдать. Подумал, что Арадия скоро забудет их маленькую размолвку. Керр твердо верил, что в постели он круче всех, и Смит недолго сможет обходится без его генетических радостей. Пусть только Арадия вернется, он заставит ее на коленях вымаливать у него милость.
Вэйн делал себе чашку чая, когда Крамер вернулся в кухню. Адольф вывалил на стол хлеб, масло, банку печеных бобов и жестянку с томатным супом.
— Видишь эти продукты? — сказал Крамер, показывая приобретения, сожравшие его последние финансы, — Это для меня и Феллацио. Не смей их трогать. Ты не скидывался на хавчик.
— Мне что, с голоду помереть? — загнусавил Керр.
— Ты ж мне заявил, что не собираешься питаться целую неделю, — напомнил Адольф.
— Я пошутил, — сказал Вэйн и попытался засмеяться.
— Тьфу ты, Господи! — сплюнул Крамер. — Как ты меня заебал!
Адольф купил еду, рассчитывая вкусно и плотно подзакусить, но Керр испортил ему аппетит. Крамер ушел к себе в комнату. Стоило ему скрыться, как Вэйн набросился на чужую еду.
ФЕЛЛАЦИО ДЖОНС ШВАРКНУЛ пачкой писем, сортированных на предмет возможной публикации. Почесал яйца. Большую часть отзывов о первом номере «Пёзд» непристойно печатать даже в журнале жесткого порно. Мир кишит извращенцами. У Феллацио, прочитавшего наугад несколько их нездоровых творений, встал член. Он оглядел новую офисную шестерку. Парень прямо создан для секса. Выпирает везде, где положено.
— Горацио, — позвал Джонс, — подойди и отсоси у меня.
Двадцатидвухлетнего Горацио Дуглас Уильямсона распирало от амбиций. Закончив Оксфорд и потом промотавшись по континентам восемь месяцев, спустив изрядную долю папашиных деньжищ, он мнил себя властелином мира.
Требование Феллацио не удивило Горацио. От приятелей он слышал, что оказание интимных услуг является основой карьерного роста в издательском бизнесе. Несмотря на высшее образование, Дуглас Уильямсон с трудом справлялся с интеллектуальной работой в «Зуде».
Времена настали тяжкие. Торговля не оправилась окончательно от экономического спада. Несколько недель Горацио тыкался в разные организации в поисках работы. В отчаянной попытке закрепиться в издательском бизнесе, он снизил ставки и обратился в фирмы, выпускающие журналы для мужчин. Готовность к уступкам и сексуальным услугам естественны для подающего надежды в журналистике юнца, делающего первые шаги по карьерной лестнице, осаждаемой в одном только Лондоне двадцатью тысячами начинающих.
Феллацио улыбнулся, глядя на расстегивающего ему штаны мальчика. Горацио сжал ладонью основание хуя издателя и взял головку в рот. От одной мысли о залпе спермой в морду буржуазного задрота Джонс очутился на грани оргазма. Он принял на работу богатенького мальчика только ради того, чтоб его опустить. Из чистого любопытства Феллацио интересовал вопрос, как скоро у паразита из частной школы откажут нервы.
— Возьми хер в рот целиком, — инструктировал Джонс.
Стоило Уильямсону выполнить команду, тут же из любовного жезла Феллацио брызнула жидкая генетика. Спущенка размазалась по губам мальчика и даже попала в нос! Джонс с удовольствием отметил такой поворот событий. Горацио зашмыгал и зафыркал, напрасно пытаясь задышать нормально, но волна спермы ударила в бедные юношеские ноздри слишком мощно. Он хрипел, словно припадочный, а когда курьер-мотоциклист, случайно оказавшийся на месте происшествия заржал, бывший ученик частной школы залился слезами.
— Распишись, блядь, в получении! — окликнул Феллацио удрученного ребенка.
Горацио еле накарябал свою подпись под пунктирной линией.
— Сегодня, — сказал, оборачиваясь к Уильямсону, Феллацио, — ты участвуешь в съемках. Мы делаем постановку с мочеиспусканием, и нам нужен натурщик.
— Т-т-т-то есть, что мне делать? — заволновался Горацио.
— Второй натурщик ссыт тебе в рот, а ты изображаешь, будто тебе нравится. И все.
— И вы напечатаете снимки в одном из журналов? — спросил Уильямсон.
— Конечно, — ответил Феллацио, — классно получится.
— Я не могу, — всхлипнул Горацио, — не переживу, если родственники или знакомые наткнутся на такие фотографии.
— Либо позируешь, либо уволен! — рявкнул Феллацио.
— Попрошу папу взять меня на стажировку, а потом стану партнером в его бухгалтерской фирме. Хватит журналов, — приговаривал Уильямсон, поворачиваясь и покидая помещение.
Джонс удручился, что так легко сломал это чадо. Горацио оказался слишком дохлым, даже не дошел до настоящих испытаний. Хотя опустил богатенького мальчика Феллацио с удовольствием, вряд ли его дух классовой борьбы укрепится от столь несложного уничтожения оппозиции.
МЭЛОДИ ТРАШ БОДРО рассекала толпы Сохо. Пусть ее работа подчас тосклива, но благодаря засветке в «Пёздах» она офигительно разбогатеет. Занятие проституцией давало ей чувство автономии, невозможное для вкалывающих под надзором хозяина. И главное, у нее с Клеопатрой получается лучший роман за всю ее богатую проблемами жизнь.
Погруженную в мысли Мэлоди поймал мужик, в котором она узнала одного из министров. Борис Клервью заработал в политике на бескомпромиссной борьбе с пороками. Лишь несколько его соратников знали, что умение Клервью вещать о зле проституции, причем всегда с тоскливой монотонностью и абсолютной убежденностью, подогревается регулярными походами к уличным девкам за сеансом наказания. Его сексуальное отклонение заключалось в неконтролируемом желании быть отшлепанным по жопе молоденькой девушкой.
— Пятьсот, — сообщила политику Мэлоди.
— Вполне, — прокаркал старпер, — я человек богатый.
Мэлоди повела Клервью на фабрику секса на Руперт-стрит. По дороге он нашептывал ей на ухо глупые любезности и уточнял, какой именно извращенный акт она должна исполнить за обещаную пятихатку. Насколько Траш поняла, деньги почти халявные. Только отшлепать, амортизация пизды — нулевая.
