— Есть которые и встают. На молочных, на птицефермах. А в поселке зачем вставать раньше половины седьмого или семи часов?
— А что делает такой человек, как мистер Кросс?
— Что делает Эд? Как по-вашему? — сказала Анна Фелпс.
Она поставила на стол тарелку с овсяной кашей и показала ему на кувшин со сливками.
— По-моему, он работает руками. Они у него сильные. Ногти обломаны. Не плотник?
— Да, в этом роде. Он кровельщик, вернее, раньше был кровельщиком. Теперь работает от городского управления. Водит школьный автобус, а в свободные часы — грейдер и трактор. Вот кого надо было спросить, как получают права. Не сообразила я, да мне надо было думать о трех отдельных завтраках: Эду, вам и себе. Ну, как овсянка?
— В самый раз. Я люблю чуть солоноватую.
— Это потому, что я положила сверху кусок соленого масла. В том все и дело. Человеку вашего сложения нечего бояться лишнего веса. А вот Эду надо за собой следить. Он теперь пьет кофе без сливок. Без густых сливок. Я их разбавляю — половина на половину. Врач велел ему сбросить фунтов двадцать. Это было два года назад. Он, правда, не сбросил, но и не прибавил. Если человек работает во всякую погоду, ему нужно немножко жирку. Костлявых эскимосов еще никто не видел.
— Я вообще эскимосов не видел.
— На картинках-то видали. Из вас эскимоса бы не вышло.
— Пока что меня на это никто не соблазнял, — сказал Янк.
— Как так не соблазнял?
— Превратиться в эскимоса, — сказал Янк.
— А-а, понятно. Поджарить вам еще хлеба?
— Да нет. Спасибо. А мистер Кросс вдовец?
— Почему вы спрашиваете? Да, вдовец. Но почему вам пришло в голову поинтересоваться?
— Я приглядываюсь к людям. Последнее время все думаю, как человек проявляет заботу о других. Вот, например, вы кормите Кросса по утрам завтраками, а его сестра тем временем лежит себе в постели.
— Да при желании Эд мог бы и сам приготовить завтрак. Кое-что он так готовит — первый класс. Но его жена была моя большая приятельница, и это уж самая малость, чем я могу ему помочь. Он мою помощь отрабатывает. У нас здесь знаете, какие снежные заносы бывают? И если бы Эд не приходил с лопатой, мне бы самой надо было вылезать и откапываться по утрам. Сколько раз, бывало, наметет вровень с подоконником. Не будь Эда, Принцу утром и не выйти бы по своим делам.
— Принц — это тот свирепый пес, который хотел отгрызть мне ногу? — сказал Янк.
— Ага. Ну, если вы кончили, я покажу вам вашу комнату. Она в мансарде, там вам будет спокойнее, и отдельная ванна есть. Раньше наверху ванны не было, но я поставила позапрошлым летом. Новенькая. Я весь день то ухожу, то прихожу, так что если вы проснетесь и захотите есть, можете слазить в холодильник.
— Я, кажется, целый день просплю. Может быть, даже до следующего утра.
— Вот и хорошо. По вечерам у нас делать особенно нечего. В Джорджтауне есть кино, да мне до того надоело — все Джин Отри, Джин Отри, Джин Отри. Я совсем перестала ходить. Эду он ничего, нравится, но Эд любит пение, а я нет.
— Большое вам спасибо, миссис Фелпс, — сказал Янк.
Они продолжили знакомство ближе к вечеру. Янк, в пижаме и в купальном халате, пил на кухне кофе с поджаренным хлебом, и в это время вернулись миссис Фелпс и Принц.
— Сами хозяйничаете? — сказала она. — Ну как, отоспались?
— Спасибо. Немножко, — сказал он.
Она улыбнулась.
— Я вижу, вы поджарили хлеб над огнем. Эд тоже так любит. А готовить вы умеете?
— Не мастак. Зато посуду мою очень хорошо.
— В армии многие молодые люди этому научились.
— Я научился в ресторанах. Работал мойщиком посуды.
— Чем вас покормить? Если подождете, то скоро ужин. Нет, лучше подгоните сюда машину, пока заправочная станция не закрылась. А то еще заподозрят что-нибудь, если она простоит всю ночь. Хозяин там Мэтт Льюис. Скажите ему, что остановились у меня, тогда он не станет приставать с расспросами. Он вроде полисмена. Констебль. Я не знаю, как это у них там, но Мэтт имеет право арестовывать. Если машина заночует у него, не миновать вам его расспросов, и тогда выяснится, что у вас нет прав.
— Господи! Да вы обо всем подумали, — сказал Янк. Он оделся и пригнал машину. У него появилось смутное подозрение, что Анна Фелпс заглянула к нему в чемодан.
— Я перестелила вам постель, может, вы еще не выспались. И прибрала в комнате и проветрила. Ну, как там с Мэттом, все обошлось?
— Стоило только сказать, где я остановился.
— По-моему, вы еще поспите. Правда, вид у вас — не сравнить с утренним. Давайте я сделаю вам гренки на молоке, вы поедите и пойдете к себе досыпать.
— А одеяльце вы мне подоткнете?
— Что?.. Знайте меру, мистер Лукас. Знайте меру.
— Да я пошутил, вы же понимаете, — сказал он.
— Дурная шутка, — сказала она.
— Да, верно. Извините меня. Больше я не буду злоупотреблять вашим гостеприимством.
— Прошу не забывать, всему есть мера. Я, может быть, гожусь вам в матери, но я не мать вам. Гренки принесу, когда будут готовы.
Раз или два в течение ночи его будили какие-то звуки и отсутствие звуков, но все остальное время он спал крепче даже, чем днем. Долгий сон показал ему степень его физического и нервного истощения, и не столько путешествие, сколько сон был тем средством, тем мостом, по которому он совершил переход от мира, оставленного позади, к миру, открывшемуся перед ним. Он лежал в уюте чистых белых простынь, на чистой белой наволочке, заведя руки за голову, спокойно глядя перед собой широко открытыми глазами. Он освежился, восстановил, укрепил силы и чувствовал себя свободным. Он узнал по грохоту молочную цистерну, когда она проехала мимо дома, и этот звук был уже знаком ему, уже входил в его новую жизнь. Он встал, побрился, надел халат и сошел вниз. Фокстерьер проворчал для порядка и умолк.
— С добрым утром, миссис Фелпс.
Она подала ему чашку кофе.
— С добрым утром. Я слышала, как наверху вода бежит. Ну вот, теперь вид у вас ничего.
— И чувствую я себя тоже ничего, — сказал Янк. — Мистер Кросс уже был?
— Ему еще рано. Но он придет, не беспокойтесь. Не забыть бы поговорить с ним о ваших правах. Если не я, так вы вспомните.
— Хорошо. Еще я хотел спросить, вам не помешает, если я буду стучать на машинке? Она у меня портативная, не очень стрекочет.
— Вон оно что! Вы писатель? Нет, ничуть не помешает. Писатели у меня никогда не останавливались, но одно время раз в месяц приезжал коммивояжер и печатал свои отчеты на машинке. Иногда за полночь, но мне это спать не мешало. А могла я слышать о ваших книгах?