1
Июльской ночью поселок тих – все спят. За день воздухом надышались. А все же в запас на каждой даче открыта веранда, пусть летний воздух ломится к нам в постель. Мы спим, а воздух сам собой к нам!.. Коротко наше лето.
На скамейке, где чета старых берез, сидят полуночники – старики Петр Петрович и Петр Иваныч. Тоже чета… Уже всё переговорено. Уже молчат… Петр Петрович докурил сигарету и поднял голову к небу, напрягая интеллект. Смотрит. Припоминает созвездья.
Петр Иваныч звёзды не знает. (Зато он чувствительнее.) Заскучав, он слегка прихрапывает. Сидя всхрапнуть – это сладко!.. Формально стариков связывает сейчас бутылка портвейна. Портвешок в поселке совсем неплох. (И недорог.) Также и в портвешке лучше понимает чувствительный Петр Иваныч. И откупоривает бутылку Петр Иваныч просто великолепно. В скорости ему нет здесь равных.
При таком стремительном откупоривании интеллектуал Петр Петрович всегда волнуется. Петр Петрович (мысленно) очень хочет успеть досчитать до трех-четырех. Но где там!.. Бутылка открыта… Он не успел досчитать и до двух.
Сейчас бутылка пока что на земле, возле ноги посапывающего Петра Иваныча. Портвешок в прохладной ночной траве.
Так что не пить – а только его, спящего, подразнить. Пользуясь полутьмой, Петр Петрович протянул (ме-е-е-дленно) руку к горлышку бутылки.
(Петр Петрович – это я. Я ме-е-е-дленно протянул руку.)
– Но-но! – подхватился Петр Иваныч.
И дрема с него тотчас слетела.
– Ладно… Пошли, пошли!
Петр Иваныч недолюбливает сидеть на этой скамейке. Слишком близко к нашей речушке. (Сыроват воздух.) И слишком близко к звездам. За счет открытости места. (Вон они. Куда ни глянь!.. Твои звезды. От них уже некуда деться!) Да и вообще всем звездам на свете мой приятель Петр Иваныч предпочитает экран телевизора. А если не экран, если на природе, то пусть взамен экрана – чье-нибудь окно… Окно с нехитрой занавеской… Приманивает!
– А?
– Я говорю: чужое окно – это как телевизор. Как сериал. Если посматривать туда каждый вечер.
Петр Иваныч хохотнул:
– Если бы еще кнопкой переключать. Окно за окном, а? Уж мы бы с тобой знали, на каком окошке сосредоточиться!!!
Это он издали, сторонкой напоминал мне о некоей Максимовне (кажется, все-таки она звалась Глебовной). Эту женщину мы, можно сказать, вычислили и обнаружили. Мы ее засекли. Случайно… Через окна… Жила она у Сусековых. Женщина уже в возрасте – с припухшим лицом. (Когда-то сильно выпивавшая, как мы считали.) Эту немолодую тетку Сусековы почему-то держали взаперти. Никуда не отпускали. Никому не показывали.
Лишь изредка ее можно было углядеть в окнах первого этажа. (И то, если уже знать о ее существовании.) И уж совсем редко она вдруг мелькала в глубине сада… На какой-то миг. (Похоже, это был их недосмотр, что Глебовна в саду. Она быстро-быстро ела яблоки… Прямо с дерева!) Была ли она родной теткой красивой Вики Сусековой? или просто пригретой родственницей… Не важно!.. Мы женщине сочувствовали. Кем бы она там ни была.
И неудивительно, что наши с Иванычем пьяненькие разговоры в последнее время кружили возле этой дачи 12/3… по нашей же улице. Дачка из обыкновенных, небольшая. Семья Сусековых тоже невелика… Красивая Вика. Плюс пара ее стариков… А также Викин сожитель Борис Гущин, симпатичный хвастливый рыбак. Итого – четверо.
Но, оказывается, была там и пятая.
Томившуюся взаперти Глебовну мы всего-то и хотели осчастливить небольшой выпивкой. Порадовать… Хотя бы разок. Проникнуть на дачу и познакомиться, когда надзирающих ее родных рядом нет. Поболтать с ней. Ну, и там по капле-другой!.. В планах было разное. А в каком-то варианте, если возникнет симпатия… Если взаимная!.. В варианте, как выражался чувствительный Иваныч, страдалицу можно и утешить.
То есть один из нас войдет с ней в контакт. (По-соседски. По-простому.) Смягчить ее душевное одиночество, помочь ей – не узница же!.. И ведь ни единого, конечно, глотка ей не дают! Ни даже пива! Да еще таким жарким летом!.. Посиживая бок о бок на скамейке и посматривая в окна, мы заметно разгорячились. С нашей точки зрения, запертая красноносая тетя была еще молодушкой – неполные 50. Возможно, даже 48, считал Петр Иваныч. Он оптимист относительно нравящихся ему женщин. Я считал, что там все 52.
В такой теплый вечер и поговорить о ней было приятно. Два поддатых старикана… Обсуждалась, скажем, несколько пышная ее фигура. (Иваныч всякую пышность находил аппетитной.) Крепкая грудь. Полные, такие белые руки! И, само собой (с уважением), поминался великолепный нос Глебовны – наш, собственно, прямой повод, чтобы сойтись с ней поближе. Наш маяк, можно сказать. Понятно, что за ней наблюдали – за таким красным носом не могли не присматривать.
Петр Иваныч в тот вечер был недоволен своей и моей малой активностью. Что, мол, за идея прохаживаться мимо окна Глебовны, покачивая в руке авоськой, где перекатывается красивая бутылка вина. Это грубо. (Не хватало еще, бродя под ее окнами, украдкой подмигивать и щелкать себя по горлу!) Эти намеки впустую. Она – не из таких. Она другая. После суетных наших жестов красноносая будет держать нас за алкашей!
Мы, правда, издалека ей улыбались. Но даже наскоро переговорить с затворницей пока что не удавалось. Это летом-то, в жару! Когда женщины так просты и болтливы. Когда мужики, выставив пивной живот, топают меж яблонь прямо в трусах и запросто (через просвечивающий забор) кричат тебе: «Эй!.. Как дела?»
Ситуация улучшилась, когда Борис Гущин, сожитель красивой Вики (она собиралась за него замуж), стал с вечера уезжать – на всю ночь, а то и на сутки. Рыбаки! С соседом по даче… Они заладили ездить вместе на Шатурские озера. На машинах оба, с ветерком. В отсутствие Бориса нам с нашими замыслами, конечно, проще – без мужика дом!.. Тем более вечером… Комната Глебовны совсем отдельная. Если зайти с веранды, там никого. В конце концов, поболтать по-соседски. О телепередачах. О жизни… Иваныча особенно доставало, что сам-то Борис на рыбалке с бутылкой, наверняка попивал – еще и на природе, на свежих воздухах!
