— Мне нравится, как ты пахнешь, — соврала Джессика. — Мужественно.
Вот тут он и сказал — мол, почему бы им не пожениться?
— Мне на данном этапе карьеры необходимо жениться. На подходящей женщине, которая знает, как вести себя в обществе. Ты идеально подходишь. В тебе уйма класса и шика и безупречное семейное происхождение. Прибавь сюда мои деньги — и мы с тобой можем достигнуть самых вершин.
— Вершин чего?
— Политической лестницы. Послушай, есть ли лучшие перспективы у дочери семейства, живущего в рассыпающемся особняке, без гроша за душой?
— Ты меня любишь?
— Ну конечно, люблю, — произнес он почти раздраженно. — Разве я только что не доказал?
Нет, ответила про себя Джессика, но какое это имело значение?
Объявление об их помолвке украсило заголовки газет: прелестная белокурая дочь сельского помещика сэра Эдварда Рэдли выходит за бывшего военного летчика-аса, ныне молодого члена парламента. Репортеры не оставляли ее в покое — что вместе с Ричи, что без него. Вот она садится в его машину и выходит; вот взбегает на крыльцо его дома; вот катается с женихом верхом в парке; вот она на его яхте в Каусе и на бечевнике[23]в Хенли, а вот Мелдон, одетый в синие цвета клуба «Леандр», ведет свою лошадь в ограду для победителей на скачках на ипподроме в Аскоте, а сама Джессика рядом, в экстравагантной шляпе неимоверных размеров, выглядит более усталой, чем взмыленная кобыла. Весь этот неизбежный и изнурительный цикл.
Каждый день, просыпаясь, она думала: «Сегодня я положу этому конец».
И каждый день, ложась спать по-прежнему невестой, говорила подушке, что завтра уж точно вернет Ричи кольцо со смехотворно огромным бриллиантом, подаренное при помолвке.
Она повезла жениха с собой погостить в семье Делии, и это не имело успеха. Мелдон, конечно, был вежлив и обходителен, но, прокрадываясь в ее комнату в предрассветные часы, исходил недовольством.
— Почему лорд Солтфорд меня не любит? Меня все любят.
— Просто уж он такой.
— А леди Солтфорд — красавица! — отмечал он, стягивая с Джессики пижаму. — Когда поженимся, я подарю тебе дюжину шелковых ночных сорочек; ненавижу женщин в пижамах.
— Диана Босуэлл была в молодости несравненной красавицей, — не без самодовольства рассказывала Джессике на следующий день за столом тетка Делии, сестра отца. — Фотографы гонялись за ней, умоляя разрешить сфотографировать. Она еще только закончила школу, но была так хороша, что люди на улице останавливались, чтобы посмотреть на нее.
— Как жаль, что я не унаследовала ее наружность! — с неожиданной досадой бросила Делия.
Отец повернулся к ней, не обращая внимания на остальных за столом.
— Чтобы я больше не слышал от тебя таких слов. Красота — это проклятие для женщины, а чаще всего и для тех, кто с ней столкнется. У тебя есть мозги — вещь долговечная в отличие от красоты.
Мелдон заявил, что находит Делию трудной.
— Ничего общего с красотой Фелисити, да еще в голове весь этот бред насчет пения. Она так уверена, что составит себе имя. Я не нахожу привлекательным, когда женщина так стремится быть в центре внимания.
Джессика подозревала, что мужчина, подобный Ричи, никогда не потерпит рядом женщину, угрожающую затмить его хоть в чем-нибудь, но благоразумно оставила мнение при себе. У них уже был неприятный разговор по поводу ее способностей к математике.
— Не понимаю, почему твой отец вообще позволил тебе учиться в Кембридже, не говоря уже о том, чтобы изучать математику. Иностранные языки еще куда ни шло, хотя женщины в университете — это нонсенс, сплошная головная боль. Они только занимают места, которые должны были бы принадлежать мужчинам. Но уж математика!
— Я всегда хорошо успевала по математике.
— По математике, преподаваемой в школе для девочек. Я полагаю, женские колледжи считают, что обязаны подготовить несколько женщин, чтобы преподавать эти предметы. В высшей степени неженское занятие.
Джессика встала и встряхнулась, освобождаясь от потока мыслей, и побежала по песчаной гальке в море, к подруге. Они поплавали, но не очень долго, потом улеглись на полотенцах, наслаждаясь солнцем.
— Я хотела бы остаться здесь навсегда, — улыбнулась Делия. Мелдон прикрыла глаза. Было что-то магическое в этой маленькой, скрытой от чужих глаз бухточке, такой тихой и спокойной, если не считать шума моря, такой теплой и наполненной светом. Чистый рай. Никто и ничто не тревожит. Над ними — безлюдная тропинка, ведущая на виллу, а впереди — море, одинаково пустынное до самого горизонта, синее и безбрежное.
— Абсолютный мир и покой, — пробормотала она с закрытыми глазами.
— Как будто мы единственные люди на земле.
— Вот так оно и будет для тех немногих, кто уцелеет, после того как взорвутся все атомные бомбы. Выжившие в буквальном смысле окажутся единственными людьми на земле.
— Джессика, что за гадость ты говоришь! — Делия даже привстала от возмущения; все ее умиротворение как рукой сняло.
— Извини. — Мелдон протянула руку за солнечными очками. — Не то чтобы я об этом много думаю — просто хочу сказать: ведь мы с этим ничего не можем поделать, и если ученые собираются всех нас разнести в куски, то так и поступят. Тогда какой смысл изводиться по поводу того, что нельзя изменить.
— Ты наслушалась Джорджа, который помешался на мыслях об атомной бомбе.
— Правда?
— Он говорил об этом с Марджори. Хельзингер слишком много знает, для того чтобы быть счастливым. Думаю, в этом беда всякого физика-ядерщика.
9
Джордж стоял перед окном в гостиной и смотрел на небо, где сквозь плотные облака драматически пробивались косые лучи солнца.
— Как на картине в стиле барокко. Пожалуй, хорошо, что вы успели искупаться сегодня днем.
— Бенедетта была иного мнения, — покачала головой Делия. — Чувствую, мне повезло, что не лежу в постели с грелкой, а у изножья кровати не стоит какой-нибудь старинный лекарь в порыжелом черном сюртуке и не твердит, в лад Бенедетте, что купаться в апреле означает рисковать не только легкими, но и самой жизнью.
— Ну а я рад, что успел сходить и обследовать Сан-Сильвестро, пока солнце еще светило, хотя на обратном пути небо уже стало затягиваться.
— Там была какая-нибудь жизнь, в Сан-Сильвестро? — спросила Делия. — В жизни не видела более пустынного места, чем этот город, когда мы там были.
— Определенно на улицах встречались люди. Правда, в большинстве своем очень юные либо очень старые. И лавки были открыты. Я зашел в бар выпить кружку пива.
— Будет гроза, — сообщила Марджори, которая встала из-за стола и теперь тоже смотрела в окно гостиной. — Именно это имел в виду Джордж. А я знала это еще утром. Чуяла.
