Книга Скользящий по лезвию - Юлия Зонис

Кроме дежурного персонала, по праздникам в городском госпитале трудились монашки ордена Святой Урсулы. Это было весьма кстати, потому что большинство медсестер и медбратьев предпочитали справлять Рождество не на работе, а в кругу домашних.

Вьюга прекратилась еще ночью. Бледное утреннее солнце озарило подернувшийся льдом залив, заиграло в каждой снежинке и сосульке и, наконец, желтыми, как масло, квадратами легло на линолеум больничного пола. В этом ликующем свете сестре Агнессе явился ангел. Ангел, принявший обличье молодой светловолосой женщины, легко шагал к родильному отделению. Впоследствии сестра Агнесса не могла припомнить ни лица ангела, ни его одежду. У нее осталось лишь впечатление переливчатого сияния, неземной красоты и грации — чудесное видение будто не шло, а скользило в больничном воздухе, пропитанном острым запахом дезинфекции.

Сестра Агнесса, забыв про свои обязанности, невольно повлеклась за ангелом. Возможно, ей хотелось воспеть хвалу Господу за столь неслыханный дар или пасть ниц и целовать следы ангела на линолеуме — если, конечно, небесное создание оставляло следы. Нянечка, дежурившая у реанимации, распахнула рот — она тоже сподобилась Явлению. Ангел беспрепятственно миновал ее пост и остановился у стекла, отгораживающего небольшой зал с барокамерами. В одной из барокамер лежал недоношенный младенец, девочка. Сестра Агнесса знала, что доктор Грант ночью принимал экстренные роды. На ум урсулинке пришла мысль, что ангел явился за невинной душой. В глубине сердца Агнесса всегда считала, что несправедливо обрекать некрещеных младенцев на адские муки, и вот теперь перед доброй монашенкой предстало доказательство ее правоты. Молитвенно сложив руки на груди, сестра Агнесса уже вознамерилась опуститься на колени и как следует возблагодарить Господа, когда райское видение открыло рот и пронзительно заорало:

— Если эта маленькая мерзавка думает, что я буду выхаживать ее нищенское отродье, то она крупно просчиталась! Крупно, крупно просчиталась! И не смейте предъявлять мне счет за барокамеру! Покрывайте из страховки! У нее ведь есть страховка?

Крошечная девочка под стеклом прижала кулачки к груди и жалобно скривилась, как будто услышала слова ангела. Сестра Агнесса совсем не благообразно отвесила челюсть. Проходивший мимо медбрат, иммигрант из Конго, сочувственно хмыкнул и вполголоса спросил:

— Что, сестричка, никогда раньше не видела Бессмертных?

* * *

— Мама заберет ее.

В стерильном боксе палаты лицо Дженис отсвечивало мертвенной бледностью. Раскинувшиеся по подушке волосы, напротив, казались слишком темными. На скулах девушки залегли синие тени, но она улыбалась.

— Покричит и заберет. Они вызвали Александра. Сделали ДНК-тест и прогнали по базе. Когда мама увидит его, тут же пойдет на попятную. Не позволит, чтобы ее внучку растил какой-то грязный плебей.

Сержант Батти не понимал, как после всего случившегося Дженис может улыбаться. Вздохнув, андроид подошел к кровати и взял в руку ледяные пальцы девушки. Пальцы чуть дрогнули, но Дженис не отняла руки.

— Мне очень жаль.

Больная долго и пристально смотрела на него, а потом ответила:

— Верю. Тебе верю. Какая же я была дура… Думала, что люди чем-то лучше вас.

— Люди лучше нас, — сухо улыбнулся сержант.

— Неправда. Это ты вынес меня на руках оттуда.

— Из-за меня ты попала туда. Из-за меня и из-за такого, как я.

Прикрыв глаза, Дженис глухо сказала:

— Он не так плох, как ты думаешь. В машине… когда мы начали падать, у меня порвался ремень. Я бы ударилась головой о стекло, но он выставил руку…

Отвернувшись к стене, она продолжила:

— Я почти сразу поняла, что это не ты. Он не так дышал. Он боялся.

— Это вряд ли.

— Боялся, я знаю. Кажется, боялся даже меня. Я где-то читала…

Тут девушка подняла веки и смерила Батти еще одним долгим взглядом. Андроид с горечью подумал, что совершенно бессилен. Он легко мог сломать это тонкое запястье или шею, но понятия не имел, как вернуть краску на запавшие щеки Дженис.

— …или смотрела, — громче проговорила девушка, — в старом фильме. «Солдат». Да, «Солдат». Страх и дисциплина, да? Это то, что вами движет. Нарушив дисциплину, он сошел с ума. Ему надо кому-то подчиняться. Но ты не такой.

Сержант покачал головой.

— Такой же. У меня был приказ — уничтожить Си-двадцать пять. Я должен был сразу начать преследование…

— Но вместо этого поднял меня и понес наверх. Видишь? — торжествующе улыбнулась Дженис. — Ты не такой.

Она ободряюще пожала руку Батти, и тот чуть не рассмеялся: эта пичужка, побывавшая ночью на грани гибели, еще и утешала его.

— Мне нужно идти, — мягко сказал он, высвобождая ладонь. — Маршал Мэттьюс не справится в одиночку.

— С ним вся полиция округа. К тому же маршал Мэттьюс производит впечатление человека, способного позаботиться о себе.

Андроид нахмурился. Дженис оперлась о локоть и приподнялась, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Что? Тебя что-то тревожит?

— Это неважно.

Девушка покачала головой.

— Помнишь, ты сказал мне, что я могу говорить тебе все? Это работает в обе стороны.

Батти присел на край кровати, стараясь не причинить Дженис боль неловким движением.

— Маршал Мэттьюс сумасшедший.

— Почему ты так решил?

— Он помчался за Мар… Си-двадцать пять. Остальные поехали к мосту Квинстон, подняли тревогу на американской стороне. А он пошел через реку. По завалу из обледеневших бревен. В темноте. Он мог погибнуть.

Дженис пожала плечами и тихо охнула — кажется, потревожила шов.

— Он цепкий. Не хочет выпускать добычу, как злой и упрямый пес.

Сержант медленно покачал головой.

— Дело не в этом. Он не упал — вот в чем дело. Обычный человек на это не способен.

— Но Мартин там перешел.

— Си-двадцать пять, — с оттенком раздражения перебил ее Батти. — Он не человек. И потом, маршал говорил странные вещи. Что-то о чудовищах. О белых медведях. В этом нет логики.

— Может, ты просто ее не видишь? — улыбнулась Дженис.

Андроид не нашелся с ответом. Он уже собирался встать и выйти из палаты, но слабая, влажная от пота ладонь вновь сжала его пальцы.

— Посиди еще чуть-чуть. Ты теплый. С тобой мне тепло…

Когда Дженис уснула, сержант все-таки поднялся и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

* * *

…Он забыл, как все теряется, когда приходят Голоса. Как исчезает все человеческое, все, что привязывает к живому, теплому, случайному миру. Он больше не был тем, кто любит зимними утрами сидеть в кофейне, потягивать черный кофе, чувствуя, как скользит по щеке солнечный луч, пробившийся сквозь заиндевевшее стекло, и поглядывая на экран тиви. Он забыл даже, что ценит эти минуты из-за нечастых детских воспоминаний — так сидел за кухонным столом приемный отец, сначала в Техасе, потом, после пожара, в Небраске, сидел, проглядывая бумажную тогда еще газету со свежими новостями и неторопливо потягивая кофе перед работой.