Бобби крепко взял Лиз за руки. Она знала, что он готов «ловить» ее слезы, и хотела оправдать ожидания, но заплакать не получилось.
Мэри застала их в коридоре. Она дрожала, ноги промокли. Узнав о случившемся и сорвавшись с работы, миссис Мэрли забыла надеть пальто и ботинки. Маме срочно нужно одеяло, в отчаянии подумала Лиз. Кто-нибудь должен помочь!
— Что ты там делала? Я же запретила тебе туда ездить! — воскликнула Мэри. Лиз не ответила. Бобби открыл было рот, чтобы объяснить, но Мэри замахала рукой. — Сейчас уже не важно.
Она извлекла из своей черной сумки мятую пятидолларовую купюру, затем еще одну и сунула их Бобби.
— Вам двоим надо поесть. Вы идите, а я сообщу, если что-то узнаю.
Сидя в кафе, Лиз сосредоточилась на тихом жужжании флуоресцентных ламп, стараясь добраться до сути: электричество шло от одного генератора, отделенного от города, фабрики, дождей… каждая лампочка, все аппараты и респираторы были взаимосвязаны. На фоне этих звуков Лиз слышала голос сестры.
ГЛАВА 16
Никто, кроме него не знал о конце света
Уже почти пробило полночь, когда Лиз и Бобби вошли в кафе, где, кроме них, оказалось еще человек пятнадцать. Шестеро из них, работники в светло-голубых халатах, пили кофе, собравшись за одним столом рядом с кассой. За прилавком сидела продавщица, читая «Золотые яблоки» Юдоры Уэлти в мягкой обложке.
Стены кафе были выкрашены в голубой цвет, который, как говорил Бобби, ссылаясь на какую-то книгу, должен производить успокаивающий эффект. Такое ощущение, что люди были леммингами, которым посветишь в глаза — и они чувствуют именно то, что ты ждешь от них.
Бобби все время думал о Сюзан. Он не мог забыть странный запах: табачный дым, смешанный с вонью бумажной фабрики. Всякий раз, вдыхая воздух в ее легкие, отчего грудь Сюзан поднималась, он чувствовал, что дарит человеку жизнь, совершает чудо. Но когда приехали врачи и осторожно взяли обмякшее тело с двух сторон, Бобби осознал бессмысленность своих действий: шея сломана, голова лежала на плече… Он делал искусственное дыхание трупу, надеясь получить результат. До сих пор на его губах оставался табачный привкус.
Он позвонил домой и все рассказал отцу, поведав также, пока никто не слышал, о своем первом опыте в искусственном дыхании. Отец радостно присвистнул: «Молодец, сын, горжусь! Вот что значит врачебная кровь!» Самое ужасное — Бобби тоже собой гордился.
* * *
Отец сразу предложил приехать, но Бобби (сейчас уже пожалев об этом) сказал, что не стоит. Мол, семейное дело. Он и сам не был уверен, что его присутствие уместно. Странно, и Лиз, и Мэри вели себя не так, как полагалось в данной ситуации. Бобби хотел предложить Мэри свою куртку или найти для нее одеяло, или пусть она хотя бы подставит мокрые волосы под сушку для рук в уборной. «Миссис Мэрли, поговорите с вашей дочерью», — думал он. На Лиз не было лица, он видел, что девушка в шаге от истерики.
«Пожалуйста, миссис Мэрли, вам стоит позаботиться о дочери, потому что я не знаю, что еще сделать для нее…»
Если бы отец был рядом, он бы смог все это произнести — красиво, уверенно, тоном поистине мудрого человека. Он бы выспросил у мистера Уиллоу, что, черт побери, произошло на самом деле, и никто не смог бы помешать ему вопросами типа: «А кто ты такой, чтобы спрашивать? Молчи в тряпочку!»
Бобби посмотрел на Лиз, сидевшую за столом напротив него. Она смотрела одичавшими глазами и, когда кто-нибудь рядом начинал громко смеяться, подскакивала на месте. Она должна немедленно успокоиться, иначе снова лишится чувств. Когда Лиз упала в обморок в доме Сюзан, Бобби попытался привести ее в чувства, но, казалось, держал на руках безжизненное тело. Он заплакал. К тому времени, как приехала «скорая», Лиз все еще была без сознания — страшнее картины Бобби даже представить себе не мог. Ему это показалось концом света, о котором знал только он один.
Он откашлялся, и Лиз вздрогнула, словно только что вернулась в реальный мир.
— Я могу попросить отца приехать.
— Зачем?
— Ну, он здесь работает. Он уже успел позвонить кому-то: сказал, что ты близкий друг семьи. Я подумал, с ним будет спокойнее.
— А что он сможет сделать, Бобби? — надрывно спросила Лиз, словно вот-вот закричит на него.
— Ладно, забудь.
— С моей матерью все в порядке. Она выдержит.
— Знаю.
— Но ты ведь хочешь позвать отца из-за нее? По-твоему, мы и так слишком дерганные, чтобы дальше справляться в одиночку!
— Нет, я предлагал не поэтому.
— Прекрасно!.. Послушай… завтра вся школа будет говорить о Сюзан. Но у них нет права…
Разумеется. Без этого никак не обошлось бы. Лиз обожала иметь при себе страшные тайны и личные трагедии, принадлежавшие только ей. Она словно считала себя избранной за то, что страдала больше остальных. Каждый раз, когда Бобби жаловался на усталость или неудачный день, она говорила: «Да, понимаю… но это все шелуха, Бобби! Вот у меня умер отец, сестра — сумасшедшая. Рано взрослеют лишь те, кому пришлось пережить нечто похожее…» И так далее, и тому подобное.
С другой стороны, что хорошего скажет его папа? Пожмет плечами, словно не понимая, о чем идет речь, приобнимет ее, заберет из больницы и накачает снотворным.
— Я знаю, что ты чувствуешь, — сказал Бобби.
— Нет, не знаешь. Ты пытаешься, но не можешь. В этом вся проблема — ты слишком изнежен.
Прежде чем ответить, Бобби спокойно напомнил себе, где они находились, как тяжело пришлось Лиз и что сейчас она не следила за языком.
— Это неправда.
— К сожалению, ты ошибаешься.
— То есть ты хочешь сказать, что я считаю себя великим, да?
— Нет.
— Или тебе кажется, я стану тратить время на того, кто мне не нравится? Ты и вправду так думаешь? Стал бы я тут сидеть! У меня вообще-то нет другой причины!
На лице Лиз отразилось удивление, а Бобби в этот момент посетила мысль, которую он не смог сразу отогнать: «Я, Бобби Фулбрайт, могу общаться с любым из старшей школы, кто не выше пяти футов. И нечего на меня так смотреть».
Он осадил себя: нельзя думать плохо о том, чья сестра только что сломала шею. Тем более если страдает твоя девушка.
— Нет другой… причины?
— Я не это хотел сказать.
— Но сказал же.
— Прости меня…
— С чего бы это! Ведь ты именно так и думаешь, верно?
— Нет…
Он прикоснулся к ее рукам. У Лиз была мягкая бледная кожа, не сгоравшая летом, и короткие белые пальчики. Бобби мог бросить ее, как только окончит школу, и тогда останется еще меньше связей с этим городом. Но такого желания почему-то не возникало.
