— Сестра…
— Заткнись! — зарычала я. — Он едет!
Он попятился от меня, прижав уши к голове.
Слуги Йошифуджи, которые остались дома, вскоре тоже услышали его приближение.
Я сидела в кустах, невидимая для людей, но его лошадь, проходя слишком близко от меня, бросилась в сторону.
— Спокойно! Тихо, Кику! — сказал он и погладил шею лошади. Когда она успокоилась, он проехал к конюшне.
Я бежала за ним и видела, как он спешился и прошел через ворота в сад. Он шел к комнатам своей жены, даже не заглянув прежде к себе хотя бы для того, чтобы сменить грязные и мокрые платья.
Я притаилась под домом. Сверху раздались взволнованные женские голоса. Я слышала легкие быстрые шаги — слабое постукивание по полу. Его шаги были тяжелее, от них тряслись доски у меня над головой и сыпалась пыль. По мере того как он подходил к комнатам жены, разговор и шаги затихли. Вокруг него словно образовался крут тишины посреди океана звуков. Не знаю, понял ли он, что они замолчали только из-за него.
Он остановился.
— Жена! — Его голос был низким по сравнению с тонкими голосами женщин, говоривших до него.
— Мой господин? — сказал каркающий голос, это была Онага. — Ваш приезд стал для нас неожиданностью. Мы думали…
— Моя жена. Она здесь?
— Разумеется. Она была очень рада услышать о вашем приезде. Но, увы, она не готова…
— Где она?
— Она в уединении, мой господин.
Я представила себе, как он раздраженно махнул рукой — я уже видела это раньше.
— Я стану нечистым, если увижу ее?
— Нет, это не то табу, но ей приснился сон…
— Жена? — позвал он, шагая из угла в угол. Женщины разбегались перед ним, пища, как мыши. На меня сыпалась пыль. Я сдержалась, чтобы не чихнуть.
— Мой господин… — чувствовалось, что Онага была в замешательстве. — Если вы настаиваете на том, чтобы нарушить ее уединение и прервать размышления…
— Я здесь, муж. — Голос Шикуджо был более низким, чем у остальных женщин, усталым.
Должно быть, она сидела, окруженная экранами, будто в тесной бумажной комнате, потому что я слышала, как один экран отодвинули в сторону. Я сделала несколько шагов, чтобы оказаться под ней. Между двумя досками была большая трещина. Сквозь нее на меня падал тусклый серый свет. Я чувствовала запах алоэ и кедра.
— Жена. Я вернулся.
Люди. Они так много говорят, когда это совсем не нужно, о вещах, которые очевидны и давно известны. Я тогда еще не знала ни о вежливых пустяках, ни об иронии. Похоже, Йошифуджи уловил в голосе жены и то и другое. Он заколебался.
— Извини меня… Я знаю, что ты сейчас в уединении, но мне было необходимо… Я не знал, что ты читаешь сутры.
— Теперь это не важно, — сказала она. — Итак, муж, с возвращением. Надеюсь, твое путешествие было приятным?
— Да, но оно было более долгим, чем я предполагал. Пожалуйста, прости мне мое отсутствие.
Я услышала какой-то звук: она свернула свиток и положила его обратно в футляр.
— Почему ты молчишь, жена? — сказал он наконец.
Она ответила:
— Кролик ничего не сказал, но не потому, что ему нечего было сказать.
Я не поняла ничего из того, что она сказала, но Йошифуджи, похоже, понял.
— Что же остановило кролика? Ты злишься на меня?
— Конечно, нет. Я рада, что ты вернулся.
— Правда? Пожалуйста, прикажи своим служанкам выйти. Я хочу побыть с тобой наедине.
Шикуджо ничего не ответила, но я услышала легкий топот — женщины вышли из комнаты.
— Ну а теперь расскажи мне, что с тобой случилось? — сказал он.
Она долго не отвечала.
— Прости меня, муж. Мне было тяжело в последнее время. Но ты вернулся, с тобой ничего не случилось. Об этом я и молилась. А ты получил то, о чем молился?
— О да! — сказал он решительно. — Я получил просветление.
Даже я могла различить ложь в его словах, поэтому меня удивило, что Шикуджо не заметила этого или сделала вид, что не заметила.
— Тогда расскажи мне о своем путешествии.
Он вздохнул.
— Я уехал, а теперь я вернулся.
— Немногословно.
— Я скучал по тебе, жена.
— Ах, — сказала она, но ее голос стал более мягким, прощающим. Я не могла понять эту перемену. Что это было? Горе? Злость? Возможно, людям просто не хватало слов, поэтому они использовали другие знаки для настоящего общения, знаки, которые я не понимала.
— Пожалуйста, подойди ко мне, жена.
Он обнял ее: мягкий звук шелка о кожу. Через некоторое время я почувствовала их желание, как тонкий, едва уловимый аромат трав. Моя течка уже прошла, но все мое тело вдруг заболело от напряжения в мускулах — от желания.
Тогда мне не казалось странным то, что она хотела его несмотря на частые ссоры. Потом из своего опыта я узнала, что желание не зависит от каких-либо факторов. Теперь, когда я побывала женщиной, я не могу не удивляться, как им удавалось преодолевать непонимание и одиночество и всецело отдаваться друг другу. Возможно, они надеялись, что секс снова объединит их. Возможно, так и было.
Тогда чего же я хотела от него? Все, что я тогда знала о близости, — это спаривание с Братом и Дедушкой; тепло моей семьи, когда они прижимались ко мне, свернувшись в норе; мгновение, когда я лежала у сердца Йошифуджи. Я хотела ощутить его дыхание, его тело так же близко, как тогда. Любое пространство между нами было слишком велико.
Я запрыгнула на веранду.
Боясь вздохнуть, я прокралась через чудные маленькие комнатки и коридорчики, через экраны и занавесы, туда, где находились Шикуджо и мой господин.
Зашуршал шелк. Потом Йошифуджи гортанно засмеялся и сказал:
Жаркие дождливые дни —
Из-за жары или желания влажны твои одежды?
— Возможно, из-за слез, — сказала она. Снова поэзия, но она понимала, что он хотел этим сказать.
Меня вдруг как будто ударили, так сильно, что я упала на землю: я никогда не смогу стать такой, как они, я всегда буду за пределами их мира. И дело не только в поэзии: было множество других вещей, которые, что бы я ни делала, как бы я ни старалась, я не могла понять. Я была всего лишь лисой.
Я помню, как бежала в темноте к нашей норе. Мне нужен был Дедушка, который спокойно сидел и вычесывал задней лапой из-за уха блох. Я зарычала и кинулась на него, повалив его на спину. Я кусала его везде, где могла, но надеялась дотянуться до горла. Я хотела убить его.
— Как ты мог сделать это? — кричала я на него. — Ты знал, что это безнадежно. Ты знал это.
