Еще через день, находясь уже в полутора тысячах километров от экватора, они впервые увидели землю. По правому борту вздымались бурые, серые и черные скалистые массивы, вершины чудовищных гор, таившихся в океанской глубине. У отвесных берегов — ни бухты, ни разлома, ни трещины! — кипела пена бурунов и торчали остроконечные темные клыки рифов. Высадиться тут было невозможно, и ни к чему. Каменные склоны, мертвые и бесплодные, сожженные яростным солнцем, сулили только гибель, смерть от голода, жажды и безысходной тоски.
Одинцов направил «Катрейю» на север и спустил паруса, чтобы западный ветер не снес корабль к скалам. Многие из вершин дымились — вероятно, то были действующие вулканы. Они шли на расстоянии многих полетов стрелы от этих неприветливых берегов, стараясь держаться в самом стрежне течения. Прошел день, затем другой. Прибрежные скалы стали ниже, рифы у их подножий исчезли, постепенно на камнях появилась почва, питавшая чахлую траву. Каравелла подошла ближе к земле.
Тут уже можно было высадиться — многие острова, особенно крупные, тянувшиеся на пятьдесят и больше километров, имели бухты. Тут даже можно было как-то просуществовать, но они продолжали двигаться к северу. «Как-то» их не устраивало.
Выпуклые щиты островов заметно понижались. Хотя в целом сохранялся гористый характер местности, теперь от берега океана вглубь простирались равнины, поросшие травой и кустарником, пышными и зелеными, что говорило об изобилии влаги. Стали появляться первые деревья, сначала одиночные, невысокие, потом целые рощи, похожие на огромные пестрые букеты, расставленные на изумрудной скатерти прибрежных равнин. Наконец далекие горы зазеленели от подножий до вершин, — в подзорную трубу Одинцов разобрал, что появились деревья-исполины, не меньше, чем секвойя.
Они с Найлой могли уже целый день находиться на палубе. Легкий морской бриз делал вполне терпимой сорокаградусную жару, губительная радиация светила больше не беспокоила их. Одинцов подозревал, что озоновый слой над планетой имеет разрывы, — вероятно, над экваториальной зоной он был слишком тонок либо отсутствовал вовсе. Может быть, саргассы низких широт являлись мутацией каких-то безобидных водорослей, разросшихся до чудовищной величины под действием ультрафиолета? Может быть… Его знания в части генетики и экологии оставляли желать лучшего — впрочем, человек не обязан знать все на свете! Так ли, иначе, но саргассы нигде не подходили близко к берегу, и каравелла продолжала свой путь на север.
Они находились уже в четырех тысячах километров от экватора, когда заметили первый дымок. Острова шли один за другим, разделенные неширокими проливами; казалось, что «Катрейя» плывет вдоль берегов континента, изрезанных бахромой фиордов и устьями рек. Несомненно, навигация в этих краях была непростым делом: струи Зеленого Потока то ответвлялись в одни морские рукава между островами, то вливались обратно в главный стрежень из других. Одинцов чувствовал это по поведению корабля: проливы то с жадностью всасывали «Катрейю», стремясь вырвать ее из объятий Потока, то выталкивали дальше от берега. Теперь они с Найлой стояли вахту и пользовались парусом и рулем, — беспечные дни, когда течение несло их на своей спине прямо на восток, миновали.
Дымовой столб был замечен рано утром во время вахты Найлы, когда она стояла у руля, а Одинцов отсыпался в каюте. Он почувствовал, как маленькие руки трясут его, пытаясь вырвать из мира сновидений, и, открыв глаза, тут же обнял девушку. Инстинкты Рахи, что поделаешь… Этот ловелас считал, что разбудить его могут только по одной причине.
Найла сопротивлялась изо всех сил.
— Пусти, Эльс! — Маленькие кулачки колотили его в грудь. — Сейчас не время и не место!
Одинцов — или Рахи?.. — поймал губами ее мочку.
— Насчет времени согласен, — пробормотал он, — тебе сейчас положено стоять на вахте. Но место, на мой взгляд, самое подходящее. — Он попытался поцеловать ее в ямочку на щеке.
Вертясь, как юла, в его сильных руках, Найла прошипела:
— Оставь меня, ты, глупый хайрит! На берегу дым! Дым столбом! Слышишь, что я говорю?
Одинцов сел, пытаясь окончательно проснуться. Найла нахмурилась и, вырвав из его рук подол туники, потянула вниз невесомую ткань. Сейчас это была Найла-которой-тридцать.
— Дым? — Он вскочил с дивана на пол. — Клянусь всеми Семью Ветрами и хвостом Йдана в придачу! Что же ты мне сразу не сказала, глупая девчонка!
Найла метнула на него взгляд — не из самых ласковых, надо признать, — и бросилась на палубу. Одинцов торопливо последовал за ней.
«Катрейя» шла в трех километрах от побережья. Этот остров был велик, и с юга на север его пересекали горы, высокий зубчатый хребет с центральным пиком, вздымавшимся, казалось, до самых небес. Зеленые заросли джунглей мягкими волнами стекали с горных склонов, сменяясь равниной, покрытой травой, на которой кое-где росли исполинские деревья с похожими на раскрытый зонтик кронами. Вдоль самого берега тянулись дюны, почти незаметные на фоне желтых песков, из-за одной вздымался столб черного дыма.
Это явно было делом человеческих рук. Что еще может гореть на песчаной почве, кроме костра — жаркого большого костра, в который бросают свежую зелень? И дым, мрачными клубами уходивший к ясному небу, являлся сигналом. Пока Одинцов следил, как темная призрачная колонна уплывает за корму, впереди взметнулась еще одна, — сигнал был принят и повторен.
— Трубу! — Он протянул руку, и Найла покорно вложила в нее тяжелый медный цилиндр. Глаза девушки расширились от возбуждения и страха.
Одинцов поднес трубу к правому глазу, осматривая пляж. Труба была не хуже полевого бинокля и намного превосходило такие же устройства айденитов, — обитатели Калитана недаром считали себя морским народом, искусным во всех делах, связанных с навигацией. Дюны и золотой песок словно прыгнули к борту корабля, казалось, что до них не больше двухсот шагов. Он чуть приподнял трубу, и в поле зрения попали клочок зеленой равнины и река. Сначала под одним, потом под другим деревом ему удалось разглядеть крошечные дома и человеческие фигурки рядом с ними.
Опустив увесистый инструмент, Одинцов задумчиво уставился на мачты «Катрейи». Фок нес один прямой парус, обычно этого хватало, чтобы обеспечить надежное управление судном. Сумеет ли их крохотный экипаж поднять все паруса и справиться с ними? Возможно, решение этой задачи будет означать для них жизнь или смерть, — кроме домов и людей, Одинцов заметил еще кое-какие подробности, вызвавшие у него самые мрачные предчувствия.
На пляже между дюн темнели корпуса лодок. Увы, это были не утлые рыбачьи челны или безобидные неповоротливые баркасы, а боевые пироги с хищными острыми носами, на тридцать-сорок гребцов. Длинные, стремительные, прочные, они несли тараны и два ряда овальных щитов, закрепленных вдоль бортов, напоминая этим скандинавские драккары. Одинцов ни минуты не сомневался, что видит корабли, предназначенные для набегов, погонь и грабежа, и что люди, плавающие на них, не гнушаются разбоем, насилием и убийством. Впрочем, другого не приходилось ожидать в этих далеких опасных краях. Их с Найлой медовый месяц близился к концу, запах крови и стали опять щекотал его ноздри.
