— Поговорить. Всего лишь поговорить… Неужели ты боишься простого, ни к чему не обязывающего разговора?
— О чем можно говорить с демоном?
— Да о чем угодно. — Он пожал плечами. Сугубо человеческий жест в интерпретации Аваддона выглядел довольно нелепо. Но демон, казалось, этого даже не заметил. Поджав хвост, он медленно присел на капот старой «Волги», навеки оставшейся стоять у подъезда опустевшего три десятилетия назад дома. Протестующе заскрежетал безжалостно вдавливаемый в асфальт металл. Терзаемая неподъемной тяжестью машина выгнулась дугой, подняв к небу смятый внезапной судорогой зад машины. — О жизни, о судьбе, о том, что ждет тебя впереди.
— После ни к чему не обязывающего разговора с тобой меня может ждать только адское пекло, — буркнул я, скосив глаза на слабо постанывающую и упорно пытающуюся заползти под ближайшую машину вампиршу. Ее изуродованное чудовищным ударом и множеством сложных переломов тело больше напоминало какой-то сочащийся вязкой густо-красной жидкостью бурдюк. Но все же вампирша была еще жива. И если оставить ее тут денька на три, она вполне могла бы восстановиться.
— Вовсе не обязательно, — спокойно ответил выходец из ада. — Хотя и не исключено. — И проследив мой взгляд добавил, брезгливо махнув когтистой лапой: — Отработанный материал. Мусор… Если хочешь, добей. Я мешать не стану.
Я молча тряхнул головой, отметая столь великодушное предложение. И, чуть повернувшись, сделал, вероятно, самый глупый поступок за всю свою жизнь.
Я смело взглянул прямо в маленькие, зловеще поблескивающие глазки демона.
Это было все равно, что смотреть в самое сердце ничто.
Я проваливался все глубже и глубже. Беззвучно крича, летел в пропасть. Тонул в угольно-черных волнах безбрежного океана. И по мере того, как приближалось дно, перед моим взором открывались все новые и новые картины ужаса, страдания и боли.
Корчившиеся в немыслимых муках человеческие фигурки с огромной скоростью проносились мимо по мере моего падения, но я все же успевал разглядеть их искаженные лица. И я знал, что если достигну дна, то уже никогда не смогу вернуться. Стану такой же призрачной тенью, обреченной вечно скитаться по бескрайним лабиринтам нижнего мира, не видя ни единого лучика божественного света.
Не могу сказать, сколько длилось падение: секунду или вечность. Но только когда сквозь волны клубящейся тьмы уже проступили багровые отсветы ада, когда уже ничто не могло спасти меня, в самый последний момент, за которым последовала бы неминуемая смерть, демон мигнул. Всего лишь мигнул, разбивая в миллионы осколков плывущую перед моим внутренним взором картину. И каждый из этих осколков, падая в бездну, оставил свою царапину на моей вновь возносящейся ввысь душе…
Вцепившись в стену, я согнулся, держась за живот и содрогаясь в сухом царапающем горло тысячами острых песчинок кашле. Меня мутило. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. В ушах гулко шумела кровь.
Аваддон невозмутимо, будто ничего и не случилось, разглядывал чешуйчатую ладонь. Развлекался, выпуская и втягивая длинные и наверняка острые как бритва когти. В покрывавшем все вокруг тумане мелькнула посторонняя и не относящаяся к делу мысль. «Зачем ему вообще когти? Ведь в его власти могущество всей тьмы этого мира…»
— Сядь, — неожиданно резко сказал демон. —Сядь, человек. Ты на ногах не стоишь.
Колени и в самом деле упорно подгибались. Пересохший язык отказывался мне повиноваться. Но я все же нашел в себе силы выдавить:
— Я постою.
Аваддон издал негромкий смешок, отдаленно похожий на довольное змеиное шипение. Вновь мелькнул длинный раздвоенный язык.
— Как хочешь. Тогда перейдем к делу. Я хочу предложить тебе свою помощь в одном исключительно важном деле.
— Вот как? — Я все-таки нашел в себе силы саркастически улыбнуться. — И где я должен подписаться, чтобы заложить душу?
Аваддон демонстративно фыркнул, не скрывая своего презрения.
— Человек, если бы я пришел сюда за твоей душой — я бы ее уже получил. Ты же сам ее мне только что чуть не отдал.
Я промолчал. Демон, изучая меня своими поросячьими глазками, удовлетворенно кивнул. И вдруг задал совершенно неожиданный и вроде бы совершенно неуместный вопрос:
— Как ты считаешь, человек, каким по счету будет надвигающееся пришествие?
С трудом ворочая превратившимся в пересохший кусок подметки языком я выдавил:
— Четвертым.
Растянув уродливую пасть в устрашающее подобие улыбки, демон коротко хохотнул:
— Ты так думаешь? Ты действительно так думаешь, человек?.. Ошибаешься. Только за последнее тысячелетие — это уже восемнадцатое! Восемнадцать мессий за тысячу лет — не слишком ли?.. Причем из этих восемнадцати только трое были наши. Остальные — от Бога. Ваш создатель в последнее время что-то слишком уж увлекся переделыванием этой реальности.
— Не понимаю… — Рот наконец-то наполнился слюной, и я с облегчением облизнул пересохшие губы. — Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
Аваддон шумно вздохнул, выдохнув из узких ноздрей две струйки сизого дыма.
— Всякий раз, когда Бог хочет что-либо изменить в своем творении, он готовит себе посредника — человека, которому придется стать проводником чуждой этому миру силы. Посредством своего избранника он касается вашего мира и вносит некоторые изменения в его жизнь. Избранный человек после этого обычно умирает. Жизнь и душа мессии — это цена перемен… Но да речь не об этом.
Я молча внимал. Умудрившаяся как-то проползти метра три, коротко и жалобно всхлипнула раздавленная вампирша. Медленно тянулись вдоль улицы призрачные нити тьмы, старательно пробующей на ощупь каждую трещинку в асфальте.
— Вы, смертные, считаете нас, демонов, воплощением зла. И возможно, по справедливости. Наши методы и наши цели вызывают в вас одно только отвращение. Но в отличие от Всевышнего мы никогда, я повторяю, никогда не пытались внести глобальные изменения в судьбу мира. Нам хватает тех из вас, кто добровольно встает под наши знамена, тех, кто гонится за богатством, за властью, за могуществом, за удовольствиями. Мы даем им желаемое, а потом забираем души. И никто не может сказать, что это несправедливо. В конце концов, правила известны всем. Мы оставляем людям свободу выбора. Ведь именно тьма и есть подлинная свобода.
— Ага, — я постарался сохранить невозмутимое выражение лица. — Тьма — это свобода.
— Конечно! В отличие от вашего искусственно насаждаемого свыше добра мы никого не заставляем делать что-то из-под палки. Принцип тьмы: живи, как хочешь, греши, сколько хочешь, получай удовольствие, но будь готов за все это платить.
— Душой.
— Да. Душой… — Демон коротко и почти по-человечески вздохнул. — Вижу, что ты мне не веришь. Но я не виню тебя. Мы враги. Несмотря на то что пятно тьмы в тебе за последнее время значительно окрепло, несмотря на гложущие тебя сомнения, в душе ты все еще служишь своему Богу. И потому в другой день я с огромным удовольствием уничтожил бы тебя. Но сейчас все иначе.
