— Простите, леди Агата, — шмыгнула носом Анжела и провела ладонью по покрасневшим глазам. — Я не думала, что сюда кто-нибудь придет. Там, за дверью, люди, с которыми я… не желаю сейчас говорить.
— Пожалуйста, не объясняйте, — попросила Летти. Она не собиралась стать другом этой девушки. Она служащая, а не подруга. Проклятие. Она даже и не служащая! Она фальшивка. Обманщица.
— Если вы не против…
— Что вы сказали? — Летти снова посмотрела на девушку.
— Я бы подождала здесь, пока гости не уйдут, — извинилась Анжела.
Вопреки своему желанию Летти не могла отмахнуться от Анжелы с ее огорчениями. По крайней мере ее мысли будут заняты не только им… и тем, что он, должно быть, подумал о ней.
— Вы у себя дома, мисс Анжела. Кроме того, боюсь, мы обе в одинаковом положении. Я тоже не прочь спрятаться.
— Вы? — спросила Анжела с легким любопытством. — Зачем вам прятаться?
— Вы удивились бы, если б узнали, — прошептала Летти.
— Да уж, наверное, — вежливо ответила Анжела, и внезапно ее светлые глаза наполнились слезами, нижняя губка задрожала, голова упала на грудь. Из-за дивана послышались приглушенные рыдания.
«Мне следует сидеть в этом кресле и не мешать ей. Леди не любят, когда кто-то становится свидетелем проявления ими чувств. Голову вверх, бесстрастное выражение лица — вот кредо английских благородных леди. Нет. Она не поблагодарит меня, если я спрошу, что случилось».
Летти подошла к Анжеле и встала позади дивана, осторожно положив руку на вздрагивающую спину девушки. Та зарыдала еще громче.
Летти, успокаивая ее, помассировала ей спину между лопатками.
— Анжела, в чем дело?
Невеста подняла мокрое, с покрасневшим носом, далеко не привлекательное личико:
— Не могу вам сказать. Не смею… Вы подумаете, что я… я… ужасная!
— Нет, не подумаю. Никогда не подумаю, — пообещала Летти. Все-таки в какую же историю влипла девчонка? В какую историю может попасть девушка в таком месте, как Литтл-Байдуэлл?
— Нет, подумаете. И вы… будете… вправе… так думать! — Анжела снова обхватила голову руками.
— Что бы вы ни сделали, или думаете, что сделали, — поправилась Летги, — уверена, не так уж страшно, чтобы я изменила свое хорошее мнение о вас.
— Ох! — послышался приглушенный ответ. — Вы не понимаете. Я… мне… так стыдно!
Летти порылась в памяти в поисках какого-нибудь личного примера, чтобы утешить девушку.
Его нечего было и искать. Слишком недавно это произошло.
— Иногда, — нерешительно начала она, — делаешь что-| то, не подумав как следует.
— Что именно? — страдальческим тоном спросила Анжела. — Спорю, вы говорите не о том, что сделала я!
— Ну… — начала Летги, нащупывая правильный путь. Она чувствовала себя так, словно пробиралась по минному полю, на котором были зарыты весьма опасные факты. — Можно совершить что-то второпях и так и не понять, каким… постыдным это кажется или даже является. — Она с трудом находила слова, пот выступил у нее на лбу. — А потом, однажды, с высоты прожитого времени оглядываешься назад и… тебе становится стыдно. И ты желаешь всей душой, чтобы этого никогда-никогда не было, но уже ничего не переделаешь. Дело сделано!
Вот так. Летти исповедалась — высказалась. Она глубоко вздохнула. Ей стало намного легче.
— Вы поняли, в чем здесь смысл, дорогая?
Девушка с сомнением взглянула на нее:
— Не знаю.
— Конечно, поняли. Дело в том, что то, что случилось, — случилось, и бесполезно пережевывать это. Вы же не хотите, чтобы лицо маркиза, как его там, помрачнело из-за того, что его маленькая невеста расстроена оплошностью, которую совершила несколько лет назад?
Она погладила Анжелу по голове и ободряюще улыбнулась ей. В ответ девушка побледнела как полотно, бросилась на диван и, уткнувшись в подушку, разразилась громкими рыданиями.
Значит, не стоило утешать Анжелу. Пришло время решительных действий. Летти схватила Анжелу за плечи и силой посадила ее. Та от удивления перестала рыдать.
— Хватит! Кончайте с этим, мисс! — строгим голосом произнесла Летти. Таким голосом она очень эффектно пользовалась в роли Марвелл Мэгуайт, гувернантки в «Дерзкой мисс Салли». Небольшая роль, но колоритная. — Я серьезно, Анжела! Или вы скажете мне, из-за чего весь этот водопад, или мне остается думать, — она оглянулась, соображая, что для Анжелы будет самым страшным, — или мне остается думать, что вам это доставляет удовольствие!
Девушка была поражена, но через несколько секунд схватила Летти за руки и сжала их.
— Поклянитесь, что постараетесь не думать обо мне слишком плохо, — попросила она.
— Конечно.
Девушка расправила свои хрупкие плечи.
— Хорошо, значит, так. Было время, когда я питала к Кипу Химплерампу… более чем сестринские чувства.
— Кип Химплерамп. Кип Химплерамп… Это хмурый мальчишка-сквайр?
Анжела кивнула. Наконец появилось что-то интересное.
— И он был неравнодушен ко мне. Вернее, я так думала.
— Понимаю. — Как она понимала! Воспоминание о сэре Эллиоте и ее собственном страстном порыве словно волна обрушилось на Летти.
— Ну вот. Я вижу, вы думаете обо мне самое плохое, не правда ли?
— Конечно, нет, — успокоила ее Летти. Она глубоко сочувствовала Анжеле.
Бедняжка, забывшись, отдалась на милость непреодолимых сил, захлестнувших ее волной влечения. Ну и что? Если бы они с сэром Эллиотом не оказались на виду целого дома, то неизвестно, что,бы произошло! Хотя бы за это надо было| благодарить Господа.
То есть она должна благодарить Господа.
— Ну что же, моя дорогая, — сказала она, — вы облегчи^ ли душу. Теперь забудьте об этом.
— Я бы забыла. Но сейчас…
Летти оттолкнула Анжелу и, держа на расстоянии вытя-j нугой руки, пристально посмотрела ей в глаза:
— В чем дело, Анжела?
— Кип. У него есть мое письмо. Очень откровенное, компрометирующее меня письмо! О! Я умру, если оно когда-нибудь попадет на глаза моему дорогому Хью.
— Почему он должен увидеть это письмо? — спросила Летти, уже зная ответ. Кип угрожал показать его, шантажировал бедную девушку, точно так же, как Ник шантажировал всех «этих богатых, никчемных, безликих идиотов», которые оказывались в его власти.
Только сейчас эти люди больше не казались ей «безликими». Тем более «никчемными». Они обрели лицо, лицо этой девушки. И эта девушка не была ей безразлична.
Даже если Летти лично не участвовала в шантаже, она прекрасно знала, откуда берутся деньги, которые Ник тратил на нее. Ее молчание делало ее такой же виновной, как и он. Она почувствовала страх и глубокое отвращение к себе самой.