— Я видел, как ты на него смотришь, — сказал мне однажды Люк Беррер, — как ты к нему относишься?
— Это очень сложно объяснить, — сказала я.
— Объясни как можно проще, я постараюсь понять.
— Я хочу рассыпаться на тысячу мелких осколков, которые превратятся в звезды, и усыпать ими его путь. А он будет наступать на эти звезды и думать, что так и надо, так и должно быть.
Люк Беррер так громко присвистнул, что на нас оглянулись окружающие.
— Все в порядке, — сказала я Люку Берреру.
— С тобой действительно все в порядке? — не поверил он.
— Со мной действительно все в полном порядке, — заверила его я.
Судя по его настороженному взгляду, я поняла, что он совершенно мне не поверил.
— Слушай, — сказал Люк Беррер, — если тебе будет нужна какая-нибудь дружеская помощь, можешь всегда на меня рассчитывать.
— Спасибо, — сказала я.
Даг Хауэр выглядел еще более уставшим и постаревшим. Вся съемочная группа необычного фильма Эйба Робинсона с рабочим названием «Другая жизнь» боготворила его, ловила каждое слово и напряженно заглядывала ему в глаза, когда он молчал.
Даг Хауэр воспринимал все как должное, он был звезда, уставшая от внимания. До своей карьеры в кино он был плотником и садовником в Голландии.
— Представь, что он был бы сейчас каким-нибудь стеклодувом во Франции, — сказал мне Люк Беррер.
— Мир бы этого не перенес, — сказала я.
— Он из тех людей, которые постоянно уходят, — сказал Люк Беррер.
— Как солнце по небосклону, — сказала я.
— Я сделаю тебе много его фотографий, — сказал Люк Беррер, — быть может, это хоть сколько-нибудь скрасит твою печаль.
— Я заброшу эти фотографии в самый дальний и пыльный ящик моего письменного стола. Потому что моей печали это никак уже не поможет.
— А ты молодец, — сказал Люк Беррер, — я не смог бы держаться всю жизнь только за один вымысел, мне всегда нужна была голая реальность.
— Ты — оператор художественных фильмов, — улыбнулась я, — и ты будешь тут уверять меня, что тебе чужд вымысел?
Люк Беррер рассмеялся.
— Ты права, — сказал он, — мы все тут законченные романтики. Я хотел просто тебя поддержать, — серьезно сказал он мне.
Я опять ему улыбнулась.
— Хорошо, — сказала я, — можешь сделать мне пару его фотографий.
На следующий день снимали сцену между Камиллой и Дагом Хауэром. Камилла была невнимательна и рассеянна, Дагу Хауэру стало все это немного надоедать. Он не мог сам вытягивать эту сцену, он был не основным главным героем, он не мог тянуть одеяло на себя.
Дедушка Ичи нервно закурил сигарету, наблюдая за съемками.
— Вы же бросили курить тридцать лет назад, — напомнили дедушке Ичи Роландо и Цезаро, с удивлением косясь на его сигарету.
— Да что вы говорите? — не поверил им дедушка Ичи.
Даг Хауэр и Камилла сидели в больших креслах в гостиной особняка и разговаривали. Невероятный магнетизм Дага Хауэра заполнил всю гостиную.
Эту сцену нужно было взять целиком, крупный план Люк Беррер должен был снимать позже.
— У всех людей на этой земле есть одна удивительная отличительная черта, — сказал Камилле по тексту Даг Хауэр, — всем нам кажется, что мы будем жить вечно.
— А как же понятие о смерти? — спросила Камилла.
— Понятие о смерти нужно лишь для того, чтобы пугать им окружающих, — сказал Даг Хауэр.
Камилла не сдержалась и улыбнулась. Хотя по тексту Камилла должна была быть серьезна и грустна.
— Оставь, — махнул рукой Эйб Робинсон Люку Берреру.
Он имел в виду оставить все, как есть, но Люк Беррер не понял и выключил кинокамеру.
— Тебя сейчас убить или попозже? — спросил Эйб Робинсон.
— Попозже, — сказал Люк Беррер.
Даг Хауэр оглянулся и устало посмотрел на них.
— Ребята, вы, наверное, забыли, что через несколько дней истекает мой контракт? — спросил Даг Хауэр.
Сцену стали снимать заново.
— У всех людей на этой земле есть одна удивительная отличительная черта, — сказал Даг Хауэр.
Камилла думала о чем-то своем и поэтому опять улыбнулась, и это получилось уже совсем невпопад.
Пришлось переснимать опять.
— У всех людей на этой земле есть одна удивительная отличительная черта, — сказал Даг Хауэр, и дедушка Ичи громко взахлеб раскашлялся от своей непривычной сигареты.
Потом сцену переснимали из-за того, что на съемочную площадку вдруг упал прожектор, потом из-за того, что кто-то запнулся о длинный шнур и вырубилась главная кинокамера.
Сцену повторяли одиннадцатый раз, когда белокурый Алекс Мартин присоединился к толпе зрителей. Толстая Дора Мартин трепетно встала рядом с мужем и тоже принялась наблюдать за съемками.
— Смотри, как хорошо играют, — громко сказала Дора Мартин Алексу Мартину, едва Даг Хауэр начал в очередной раз с чувством говорить свой текст.
Даг Хауэр отвлекся, а Камилла опять не сдержала своей улыбки. Сцену отложили на следующий день.
— Я уже порядком устал волноваться, — сообщил всем своим родственникам дедушка Ичи, — вокруг нашей Камиллы теперь вертится так много посторонних людей и мужчин, мы не можем уследить за ними всеми.
— Ну что вы, о чем тут можно волноваться, — сказали дедушке Ичи остальные родственники, — ведь все эти мужчины либо стары, либо глупы, либо уже давным-давно женаты.
19
Еще через пару дней Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер придумали новую сцену с Алексом Мартином и Камиллой.
Алекс Мартин должен был зайти в роскошный особняк и что-то там взять. А потом он должен был выходить из особняка на улицу, встретить на своем пути Камиллу и что-то ей сказать.
Эйб Робинсон, Джефф Дармер, Джек Марлин и Люк Беррер едва не передрались, придумывая, что простой садовник мог забыть в роскошном хозяйском доме и что он мог бы сказать главной героине.
— Быть может, он приходил туда за своей кошкой? — предложил Джефф Дармер.
Все посмотрели на него чуть ли не с презрением.
— У этого типа — кошка? — изумленно спросил Джек Марлин.
— Чем вам этот тип не нравится? — спросил Джефф Дармер.
Как будто ему самому этот тип уже очень понравился.
— Нравится он нам или не нравится, это уже не суть важно, — сказал Люк Беррер, — важно то, что у него не может быть никакой кошки.
— Это почему у него не может быть никакой кошки? — обиделся Джефф Дармер.
