Я нервно глянула на часы. Мною внезапно овладел безотчетный, панический ужас.
— Слушай, мне пора. Приятно было тебя увидеть. И… и… в общем, пока.
Я вскочила, торопливо схватила свою куртку, сумку и пошла прочь.
— Лера! — окрикнул меня Сева.
Я замерла, но не обернулась.
— Сигареты забыла, — громко и зло, не глядя в мою сторону, сказал он.
Я вернулась обратно, взяла пачку, остановилась. Смотреть на него было больно и стыдно.
— Ну, прости меня… Я правда…
Он посмотрел на меня странно, чуть прищурив один глаз.
— Да я ничего другого и не ожидал. Дай мне свой телефон.
Я замялась, потом назвала:
— Девятьсот шестьдесят, шестьдесят, шестьдесят.
Когда называла цифры, кляла себя последними словами. Это же ошибка! Зачем?!
— Ну, прощай? — я протянула ему руку.
Он пожал ее двумя пальцами, а потом жестом фокусника вложил мне в ладонь свою визитку.
— Пока. Я позвоню.
Еще мгновение я мялась с ноги на ногу, потом не глядя сунула карточку в карман, повернулась и, наконец, ушла.
Оказавшись на улице, я подставила горящие щеки ледяному ветру и втянула всей грудью свежий холодный воздух. Он пробежал по венам огнем, оживляя каждую клеточку в теле. Внезапно захотелось петь, смеяться, танцевать и кричать от счастья. Захотелось обнять весь мир, свернуть горы, сделать что-то невероятное.
— Опа! — я глянула на часы.
Если хочу предстать перед заказчиками в божеском виде, надо срочно купить себе какой-то одежды. В том, в чем я вышла из дома, только ворон пугать.
[+++]
Впервые за долгое время меня посетило вдохновение.
— Как вариант, я предлагаю на первом этаже разместить все общие помещения. Кухню, столовую, гостиную, кабинет-библиотеку, гостевой санузел. Ваши комнаты расположить на втором. Вот здесь, в эркере на первом этаже, может быть гостиная, на втором — ваша спальня. Остаются еще две большие комнаты. Та, что без балкона, — детская. Это безопасно, и вместе с тем она очень светлая. Самую маленькую комнату с одним окном я предлагаю отвести под гостевую спальню.
Я говорила еще долго, бегала вокруг, махала руками, говорила что-то о воздухе, о пространстве, что его должно быть много, что надо добиться эффекта отсутствия стен, при том что фактически они останутся.
— Отверстия неправильной формы, пропускающие свет, плавные линии, небольшие просветы, сквозь которые можно чуть-чуть увидеть соседнее помещение. Визуально сразу расширяется пространство.
Владельцы пентхауза, пара лет сорока, заразившись моим энтузиазмом, радостно кивали и улыбались.
— Скорее бы увидеть проект! — хлопнула в ладоши Елена Федоровна. — Я уже представляю. Это будет что-то!
Муж был более сдержан, но тоже очень благожелателен.
— Когда вы сможете представить предварительный эскиз?
— Думаю, на следующей неделе. В среду.
— Хорошо, вот мои координаты. Позвоните, договоримся о встрече. Может быть, здесь, а может, у нас в офисе.
— Я позвоню.
[+++]
Когда я ехала за Лизой в садик, от моей утренней дисфории не осталось и следа. Образ будущего пентхауза уже сложился. Все будет в светлых, нежных, почти прозрачных тонах. Так как эркер вкупе с окнами дает огромную площадь остекления, через которую будет видно только небо, — квартира на двадцать втором этаже, — надо максимально сохранить ощущение парения, жизни в облаках…
— Мам! Я буду Маленькой Разбойницей в новогоднем спектакле! — закричала Лиза, когда бежала ко мне.
— Что значит «буду»? — улыбнулась я. — Ты и есть.
— А еще я сегодня научилась вставать на мостик!
— Не может быть! — ахнула я. — Товарищи! Я до сих пор не умею на него вставать, а ты уже в пять лет научилась. Что же будет дальше? Думаю, тебя пора вносить в списки нобелевских лауреатов. Я так тобой горжусь, что сейчас лопну.
Довольная Лиза залезла в машину и принялась пристегиваться. У нее был насыщенный день, и она с жаром о нем рассказывала. Ее вечная соперница Эва Булкина будет играть Герду. А Кая, конечно же, ее брат-близнец Эдик Булкин.
— Надо было сразу определиться, кто в главных ролях, а потом уже подбирать сказку, — ворчала Лиза.
— Почему? — я улыбнулась ей через зеркало.
— Потому что если в главных ролях Булкины, то лучше бы мы играли «Три поросенка»! Двое Булкиных и их Люся-прилипала. Я была бы Волком, а Костик охотником.
— Люся же тощая, какой из нее поросенок.
— Если бы ты увидела, как она ест, то не задавала бы этого вопроса, — со знанием дела ответила Лиза.
Под красочный рассказ о том, какое Эва собирается шить платье и что наряд Маленькой Разбойницы будет гораздо интереснее, мы добрались до дома.
На обед в садике была вкусная жареная курица, и наша королевна даже изволила поесть. Это редкое счастье. Поэтому она сразу уселась рисовать эскизы для своего будущего костюма.
Я грохнулась за стол с твердым намерением за вечер разделаться с «Райским садом» и приняться за пентхауз. Однако в последний момент побоялась, что забуду ключевое ощущение легкости, которое мне захотелось передать. Поэтому решила быстро сделать эскиз в карандаше. Хотя бы гостиную.
Незаметно стемнело. Лиза потихоньку пробралась вниз и поставила себе мультики. Потом я краем глаза заметила, что она идет к холодильнику и вытаскивает оттуда мороженое. Ладно, не буду с ней сейчас ругаться по этому поводу. От Валеры она унаследовала феноменальное упрямство и все равно настоит на «Немо» и пломбире.
Я рисовала и рисовала. Эскиз гостиной, потом спальни, потом подумала и принялась за ванную. Когда ощущение немного тускнело, становилось менее интенсивным, я вызывала в памяти образ Севы, его голос, говорящий: «Я тебя люблю. Я всегда любил тебя одну» или «Лера, ты лучшая женщина на Земле», — и душа моя мгновенно расправляла крылья, взмывая в мое собственное, внутреннее, небо. Это было так приятно, что иногда хотелось закрыть глаза и просто поплыть по волнам теплой, обволакивающей со всех сторон нежности. Давно забытое чувство беспричинной, легкой, светлой радости захватывало настолько, что, казалось, по-другому и не было никогда.
Тихо хлопнула входная дверь. Появился взъерошенный, злой, как черт, Валера.
— Привет, — сердито буркнул он, нервно развязывая галстук.
— Привет. Что-то случилось?
Всегда что-то случается, поскольку мир состоит из одних тупых уродов.
— Отчаянные кретины, просто отчаянные!..
Следом излился термоядерно заряженный негативной энергией поток ругани, адресованный некоторым лицам конкретно и миру в целом.
