– Солнце садится. – Сотимара встревоженно посмотрел на ландшафт за прозрачной стеной. – Уже скоро. Я все-таки напьюсь, так будет легче. Вы заплатите?
Мартин кивнул, с прищуром оглядывая холл. Окликнув барменшу – та не сразу обратила на него внимание, – фаяниец заказал крепкого вина, подрагивающей рукой наполнил кружку. Что-то назревало. Мартин включил энергетический щиток шлема. Сотимара, посмотрев на него, потряс головой:
– Единый… Что с вашим лицом?
– Защита.
– А… Лучше бы вы меня послушались… – он вновь припал к своей кружке.
Мартин ждал вместе со всеми, хотя до сих пор не понял, чего надо ждать. Вдруг под черепом возник пронзительный сверлящий звук. Вот оно, то самое… Не какие-то там видения, а пронизывающая мозг болезненная вибрация, танец слепящих кривых перед глазами. Сотимара что-то говорил ему, отставив кружку. Даже не говорил – кричал, но Мартин не мог разобрать ни слова. Зубы выбивали дробь. Ненадолго ему удалось овладеть собой, и он подумал: как же так, с фаянийцем все в порядке, и с барменшей, и с остальными, один я не в норме… Вибрация усиливалась, содержимое черепной коробки тряслось, как студень. Он безвольно откинулся на спинку стула, запрокинув голову. Табло над грязными циновками то наливалось невыносимо ярким молочным светом, то меркло, на нем роились спятившие точки.
Табло и шлем. Два электронных прибора.
Подняв непослушные занемевшие руки, Мартин отключил щиток (когда прикоснулся к кнопке, палец иглой пронзила боль) и снял чертов шлем. Сразу стало лучше. Он со стуком положил – почти уронил – шлем на полированную столешницу, опрокинув неловким движением кружку, и оглянулся на охранников. Те внимательно наблюдали за ним, но, встретив его взгляд, отвернулись. Около упавшей кружки растекалась лужица пены.
– …я вас предупреждал, – сказал фаяниец. – Как вы себя чувствуете? Хотите выпить?
Мартин с трудом кивнул. Вообще-то, хотел он сейчас только одного: вернуться на Лидону и поотрывать головы разработчикам этой хреновины, которая, по их утверждениям, «не намного уступает денорским аналогам».
Сотимара пододвинул к нему оплетенную бутыль. Мартин припал к горлышку – содержимое обожгло глотку, изгоняя из тела последние остатки болезненной вибрации. От шлема тянуло горелой изоляцией, табло наверху продолжало мигать в сумасшедшем пульсирующем ритме. Понемногу к Мартину возвращалась способность выстраивать сложные умозаключения, и он понял, что зря винил разработчиков. Очевидно, тут присутствует некий фактор – излучение? сигнал? – который разрушительно воздействует на электронику. Догадавшись взглянуть на свой браслет, Мартин сквозь зубы выругался: все полетело. А в каком состоянии сейчас бортовой компьютер бронекара? Если радиус действия неизвестного фактора ограничен этим зданием, все в порядке, но если нет… Он поднялся, окликнул Сотимару:
– Пойдем отсюда.
Барменша певуче произнесла непонятную фразу. Заплатив за выпивку пластмассовыми жетонами для игровых автоматов (их выдали ему утром, в обмен на синтетический алмаз), он взял под мышку шлем и направился к выходу. Охранники проводили его делано-безразличными взглядами: ничего не попишешь, сорвалось. Слишком догадливый оказался.
Дождь стих, небо по-прежнему затягивали влажные облака. С трудом верилось, что в двухстах километрах от Эгтемеоса, за белесым выветренным хребтом, находится жаркая и сухая Страна Холмов. Тут совсем другой климат. На западе, над внешней стеной космопорта, горели в облачной толще золотые прожилки. Громады зданий казались необитаемыми – никакого освещения изнутри, только однообразный блеск мокрого псевдостекла.
Бронекар стоял на площадке для парковки наземных машин, под бетонным навесом на толстых опорах, который, в свою очередь, представлял собой площадку для парковки магнитопланов и аэрокаров. Тут же выстроились телеги и кареты, пестро раскрашенные, с торчащими оглоблями. Наполовину разобранный грузовик без колес, несколько бурых от ржавчины крупногабаритных автопылесосов, треснувший пластиковый панцирь, принадлежавший раньше какому-то роботу, – все это выглядело куда более архаичным, чем валвэнийские экипажи.
Пошатываясь – голова все-таки кружилась, – Мартин подошел к бронекару. На прижатый к сенсорной пластинке палец замок не среагировал. На удар кулаком – тоже. Зло выругавшись, Мартин сунул шлем остановившемуся рядом фаянийцу:
– Подержите.
И достал из кобуры бластер. Прикидывая, как бы поаккуратней раскурочить собственную машину, он чувствовал себя полным идиотом. Все знали, и никто не предупредил… Или нет, Сотимара пытался предупредить, но он отмахнулся. Проделав в уме кое-какие расчеты и установив минимальную дальность боя, Мартин нажал на спуск. Ничего. Значит, с бластером тоже покончено… Убрав его, Мартин вытащил пистолет с реактивными пулями, отступил назад, целясь в замок. Короткое шипение, удар пули о металл, дверца на миллиметр сдвинулась. Орудуя мечом, как ломом, Мартин сумел, наконец, ее открыть. Задним числом сообразив, что в кабине мог начаться пожар, а автоматические огнетушители не сработают, если их процессоры вышли из строя, он возблагодарил всех кадмийских богов за то, что беда миновала.
– Вы испортили свой меч, Паад, – озабоченно заметил Сотимара.
– Ничего, у меня их несколько.
Опасения подтвердились: ни один индикатор не светился. Мониторы не работали, компьютер не подавал признаков жизни. Он подключил резервный блок питания. Без толку. Сам блок исправен, остальное погибло. Не желая сдаваться, Мартин поднялся с кресла, открыл боковой шкафчик с инструментами, нашел отвертку и начал вывинчивать крепеж передней панели. Может, не все пропало… Пальцы дрожали – видимо, это последствие стресса, который он пережил, когда забарахлил шлем, – но работа шла быстро. Предпоследний винт…
…Он лежал на животе, на твердой, как камень, земле, сжимая в липких от пота руках автомат. Пот заливал глаза, шея чесалась, на зубах похрустывала пыль. В него стреляли, и единственным прикрытием был кустик с перепутанными голыми ветвями. Ненадежное прикрытие. В нескольких шагах от него, корчась в луже крови, умирал человек – в такой же форме, как та, что на нем. Он знал этого человека, они были друзьями. Впереди громоздились перекошенные оранжево-бурые горы, там залегли враги. Засада. Их слишком много. Уловив краем глаза движение, он повернулся влево, надавил на спусковой крючок. Автомат дергался при стрельбе, и он привычно напрягал мускулы, удерживая оружие в правильном положении. Ответная очередь. Умирающий захрипел. Чувство обреченности уступило место злости: ладно, раз уж отсюда не выбраться, я вас всех прихвачу с собой! Распластавшись за кустиком, он дождался, когда те, другие, осмелели, начали выглядывать, – и, не таясь больше, открыл огонь. Страшный удар в плечо. Не понимая, что же произошло – что происходит, – он смотрел сверху на человека в испачканном кровью песочном камуфляже, растянувшегося ничком на земле. К лежавшему подбирались вооруженные бородатые люди. Это враги. Надо стрелять! Но стрелять он почему-то не мог, зато боль постепенно уходила из его тела. У него… у него больше не было тела. Он умер. Его охватило невыносимое ощущение проигрыша – и яростная тоска…
