она была не так чтобы счастливая, но спокойная и налаженная), близкие удивляют и по большей части неприятно, с поддержкой сложно, решения нужно принимать одной, самой и очень серьезные…» — из-под моих пальцев в глухой ночной час лилась новая история.
Я решила выплеснуть, выплакать за монитором и клавиатурой все то, что кипело, булькало и рвалось изнутри меня с каждым днем все сильнее. Подпирало и душило, отравляло и провоцировало слезы. А здоровье-то мое внезапно оказалось очень не очень.
Поэтому от лишних переживаний я попробовала избавиться так, как могла — поделиться ими с любимыми читателями.
Почему я одна должна страдать, а?
В целом, все было не так плохо, как мне казалось.
И неожиданный больничный не только позволял уволиться из районной Администрации без отработки двух недель, но и дал мне возможность остановиться, оглядеться, прислушаться к себе.
Я мало писала, в основном — то, что было в процессе. Завершила один роман, но не начала сразу же выкладывать новый, ибо спала, гуляла в парке у дома, пила чай на кухне у окна с видом на новостройки родного района и плакала.
А вот тут вдруг накрыло внезапно и слова, как полились. Только успевай записывать.
Все творческие планы на фиг, все те истории, что собиралась публиковать — в очередь, в сторону, сейчас просто так, без плана и предварительного обдумывания рождался больной, колючий, но искренний до самой последней буквы роман: «Измена. Кто я без тебя?»
Попала, холера ясна, прямо в тренд!
Надо же, на старости лет сподобиться.
Бросила взгляд в сторону, на подоконнике в ряд стояли корзиночки с цветами. Шесть штук.
Игорь становился все более утомительным.
Вздохнула. Но главным сейчас был не он, а те образы, что просились из-под пальцев в рабочий файл, поэтому один из навязчивых поклонников был благополучно забыт, а я вновь углубилась в перипетии развода Ирины и Алексея Разумовских, проживших в браке двадцать лет и внезапно ставших друг для друга врагами.
В себя пришла в семь утра, когда Лера тихонько прокралась из своей комнаты в ванную.
Езус-Мария, ничему меня жизнь не учит, а?
Выползла на кухню, сделать ребенку завтрак.
— Мамочка, что случилось? Тебе плохо? — первое, что уточнила дочь, появившись в дверях.
— Мне скорее хорошо, но будет понятно ближе к середине дня, когда я проснусь…
— Мам, ты, конечно, сама себе большая девочка, но так упахиваться на больничном, да с твоим давлением, — дочь глядела укоризненно.
— Милая, я понимаю, но «Остапа понесло…», я очнулась, когда тебя услышала. Не беспокойся, я сейчас лягу спать. Потом разберемся по ходу пьесы.
Лера вздохнула так горестно, что даже мне стало слегка стыдно.
Все же выпроводив ребенка на учебу, отправилась спать, оставив Коту записку на столе: «Каша в мультиварке».
Когда очнулась, было прилично за полдень. А конкретнее — пятнадцать ноль — ноль. Сын делал уроки, потому как стук клавиатуры доносился отчетливо и издалека, а сияние вордовского экрана слепило с порога. Кивнули друг другу и спокойно разошлись.
«Пока в электронном дневнике четыре и пять — мать не имеет претензий!» — это было оговорено еще в четвертом классе, когда я сложила с себя полномочия репетитора.
До сих пор Кот держался в рамках.
— Мам, все норм, не волнуйся. Оценки будут приличные.
— Какие будут, такая и новая школа тебе светит, — тут все просто.
Я детей предупредила о перспективах, Лера, вдохновленная переездом, искала на «Авито» квартиры, а Кот внезапно — учился.
Я поддерживала обе инициативы.
После общения с Николаем Романовичем мой адвокат заявил: «Нет повода для беспокойства. Ищите себе квартиру исходя из рыночной стоимости трешки в Питере».
Мы искали.
Мы собирали вещи.
Мы готовились.
И все равно, тот момент, когда в дом пришли потенциальные покупатели, стал для меня шоком.
Они так спокойно рассматривали мой коридор с обоями «под старину» и с фонариками из Лондона позапрошлого века, кивали друг другу на панно в кабинете. А там, между прочим, выполненное на заказ «Рождение Венеры» Боттичелли.
Но ушли эти люди довольные, а риелтор перезвонила вечером со словами, что они согласны оплатить все сразу. Без кредитов.
Вот так.
Ты стараешься, полжизни выбираешь, украшаешь, ухаживаешь, бережешь… а внезапно получается так, что приходят чужие люди, которым это нравится. И покупают твой дом.
В день совершения сделки я тихо плакала в спальне.
Это были слезы в честь того, что все, наша семейная жизнь завершилась абсолютно точно; что новое в моей судьбе — оно уже вот здесь; что больше ничего не будет как прежде.
Я выдохнула, вытерла слезы, допила бутылку хорошего игристого, что как-то по случаю дарила мне Анфиска.
Плевать на боль, прошлое преподнесло мне несколько отличных уроков, поэтому теперь совершенно точно есть о чем писать.
У нас с детьми есть будущее. И мы его будем строить все вместе.
А утром, завтракая с Костей овсянкой с творогом и бананом, вдруг обсудили важное для совместного будущего.
Сын осторожно объявил за кофе:
— Мне Алексей Михайлович вчера прислал клубы в Новгороде на выбор.
Хмыкнула. Кто бы сомневался? Кот приличные результаты показывал, так его наверняка не «за так» передавать будут.
— Хорошо, ты там посмотри, что больше нравится. Квартиры в Новгороде есть, можем подобрать поближе к твоему новому клубу и Лериному Университету.
— Мам, а ты? — Костя, за прошедшие пару недель, сильно изменился.
Как-то быстро вырос. Из взгляда ушла детская наивность и вера в добро и единорогов. Сам он весь подобрался, подозрительный его прищур теперь постоянно сканировал окружающих. И решения, что сын принимал, перестали быть спонтанными и скоропалительными.
Я тихо выдохнула и возблагодарила Господа нашего за науку.
— О, милый, пришло мое время заниматься не тем, чем надо, а тем, чем хочется.
Сын покосился на меня недоверчиво:
— То есть ты рада?
— Котенька, милый, я ужасно расстроена всей ситуацией, но помирать от боли предательства не собираюсь.
А вот тут я не ожидала, правда.
Сын встал, допрыгал до меня, обнял за плечи, уткнул нос в макушку. Посопел немного и выдал:
— Мам, я там выберу пару вариантов, а ты потом глянешь, да?
О, как! Такое доверие надо оправдать.
— Конечно, сына, обсудим твой выбор. И да, я готова сходить с тобой на пару ознакомительных тренировок.
— Правда? — да он никогда в жизни так не сиял.
— Истинная. Я же теперь буду свободный творческий человек, так что я смогу ходить
