поднимала брови.
– Леша, – донеслось из трубки после недолгого молчания. – Ты на работе?
– Нет, я…
– А Вадим, значит, в ванной.
– Послушай, Марина…
– Он не писал это сообщение, да?
– Почему? Писал. У тебя же день рождения, и он…
– Леша, оставь этот фарс. Ты неубедительно врешь даже по телефону, – голос ее не был сердитым, он был грустным.
– Марина, я клянусь тебе…
– Не надо клясться. Он просил меня больше не приезжать. Никогда. Так я и поступлю. Не волнуйся, Леша, свой день рождения я провела хорошо и без его поздравления.
– Марина, он же твой сын.
– Знаю. Поэтому отпускаю. И себя заодно отпускаю. Не могу больше бегать за ним, клясться в любви и так далее, как влюбленная дурочка. Он уже взрослый. Пусть идет своей дорогой.
– Ты нужна ему.
– Я тоже так думала раньше. Но нет. Ты его плохо знаешь, Леша. Теперь я ему не нужна.
– Марина, вы должны поговорить.
– Мы уже поговорили. Три дня назад, помнишь?
– Да черт, он же специально так себя ведет! – вскрикнул Алексей Викторович и тут заметил, что секретарша до сих пор топчется в дверях. Он гневно гаркнул на нее: – Выйдите сейчас же! Вон отсюда!
Секретарша испуганно выбежала, а Марина Алексеевна на том конце провода нервно рассмеялась.
– А вы с Вадимом похожи.
– Чем?
– Фразой «вон отсюда».
– Марина…
Она перестала смеяться, голос стал твердым.
– Я приняла решение. Извини, если тебе оно не нравится.
– Тебе просто плевать на сына! – снова вышел из себя Алексей Викторович. – А я вынужден улаживать ваши конфликты, что-то выдумывать, чтобы вас помирить, как персонаж безвкусной мелодрамы!
– Открой глаза, Леша! Ты ничего не уладишь. А этот разговор мне порядком надоел. Извини, сегодня такой день, когда я должна быть со своей семьей.
– Да какая семья, Марина! Ты и этот…
– Я пойду. Меня ждет бокал вина в хорошей компании.
– …это не семья!
Зазвучали короткие гудки. Алексей Викторович долго слушал их, как будто не мог поверить в их существование.
72
Ское вручную отматывал пленку на начало, а Вадим разглядывал диковинный аппарат – видеопроектор.
– Это во времена молодости твоего деда такие были? – спросил он у Ское.
– Да, старинная вещь и атмосферная. Только бобину всякий раз нужно перематывать.
– И что, он просто светит на стену и показывает видео?
– Да, как в кинотеатре. Только изображение меньше. Фокус настраивается вручную вот этим колесиком, – Ское покрутил колесико на объективе проектора. – Кажется, всё, я отмотал.
– И так мы будем делать каждый дубль? Перематывать пленку на начало?
– Сам ворчал, что все получается с первого дубля. Надеюсь, и в этот раз будет так же.
– А что ты в кадре должен делать?
– Иметь депрессивный вид, пока проектор показывает кадры из моего детства.
– О, иметь депрессивный вид – это твое призвание теперь. У тебя обязательно получится с первого дубля, – съязвил Вадим.
– Тогда начнем, – улыбнулся Ское своему хмурому другу.
73
Сначала были ноги мальчика. Кадр дергался, не давая глазу остановиться на какой-нибудь детали – будь то узор на белых гольфах, оторванная застежка на сандалиях или разбитая коленка. Ноги прыгали по траве, и, судя по ним, мальчику было не более пяти лет.
Кадр оборвался, моргнув черным, и вновь появился тот же мальчик, только теперь это была его улыбка. Зубы со щербинкой, светлая челка, немного длинная, наползающая на почти прозрачные, не видные на лице брови. Мальчик почти поймал мячик. Как только он протянул руки и мяч почти коснулся его пальцев, кадр вновь оборвался.
Теперь мальчик сидел за столом. Света на его лицо попадало мало. Свет падал то на плечи, то на лоб, никогда полностью не охватывая лицо. Мальчик загадочно улыбался – возможно, загадочность родилась из недостатка освещения, а может, просто мальчик догадывался, что сейчас произойдет, поэтому улыбался, поблескивая зубами. Позади него появилась женщина с тортом в руках, и мальчик обернулся. Свечей было шесть, они горели с овальным ореолом, который задевал лицо женщины. Она улыбалась мальчику. Она поставила торт на стол, и счастливый именинник на какое-то мгновение бросил взгляд в камеру, словно только сейчас ее заметил. Улыбка его от этого слегка дернулась. Он перевел взгляд на свечи и резко, сразу задул все.
Стало темно.
Комната Ское погрузилась во мрак. Вадим досчитал до семи и выключил камеру. Где-то он слышал, что нужно считать то ли до шести, то ли до семи, прежде чем завершить съемку. Раньше, когда снимали другие сцены, не вспоминал об этом, а сейчас вспомнил.
Ское зажег свет.
– Ну как?
– Тебя почти не было видно, – ответил Вадим. – Я снимал крупным планом – попадал то твой подбородок, то ухо, то плечо. А основное внимание я уделил видео.
– Правильно. Уверен, что получилось хорошо.
– Ты всегда в этом уверен, – буркнул Вадим.
– Хочешь снять еще дубль? Я не против, если ты настаиваешь.
– Не хочу.
Вадим положил камеру на стол. Лицо его казалось растерянным.
– Это был день рождения твоего деда?
– Скорее всего. Точно день рождения, но не точно деда.
– А зачем так сняли? Когда мальчик задул свечи, стало темно. И всё. Как будто мир закончился.
– Наверное, закончился не мир, а пленка. Бобина-то полностью отмоталась.
– Всё равно, – неопределенно возразил Вадим. Он сунул руку в карман – собирался достать телефон, но вспомнил, что оставил его дома, и вытащил из кармана пустую руку.
– Если тебе нужно позвонить, можешь воспользоваться моим телефоном, – предложил Ское.
– Ничего мне не нужно, – буркнул Вадим. – Я бы так не снял.
– Как здесь, с мальчиком?
– Это как-то… я не знаю. Как будто торт – это конец света.
– Что с тобой, Вадим?
– Твоя любимая фраза теперь – «что с тобой, Вадим»? Повторяешь ее сегодня постоянно.
– Потому что ты грустный.
– Я не грустный. Просто я бы так не снял. Особенно своего сына, или деда, или кого там еще? Особенно в день рождения.
– Может, у пленки было продолжение, – сказал Ское. – Не расстраивайся.
– Я не расстраиваюсь! – сердито отрезал Вадим. – По-твоему, можно расстраиваться из-за какой-то пленки?
– Вряд ли из-за пленки. Скорее, из-за чего-то другого.
– Нет.
– Тогда хорошо. Будешь делать еще один дубль?
– Зачем? Тебя же все устроило, а режиссер у нас ты, а не я.
– Тогда давай просмотрим видео.
Так они и сделали. Включили видео, Вадим разглядывал свои пальцы, сцепленные в замок, а Ское внимательно, чтобы не упустить ни одной детали, следил за происходящим на экране компьютера.
– Да, – сказал Ское по окончании. – Снова все хорошо с первого дубля. Волшебство какое-то.
– Это не волшебство, а твоя непритязательность.
– Разве тебе не нравится то, что получилось?
– Я не смотрел.
– Почему? Я думал…
– Не захотел, вот почему! Что ты ко мне пристал?!
– Вадим…
– Я не хотел сегодня видеть именинный торт, разве я виноват в этом?! Почему на твоей доисторической пленке снят чей-то день рождения, почему не Новый год, не Восьмое марта, не день Валентина или другой какой-то день?
– Что с тобой?
– У моей мамы сегодня день рождения! А у меня нет телефона! Я и не собирался поздравлять, но телефона нет, и
