из своей сферы. Так что «свои» нашлись буквально везде.
И как-то так внезапно вышло, что уже к концу первого дня сходки Чурчхелы Нинель Аскольдовна Белич оказалась информирована и подготовлена гораздо лучше барона Малёванного, графа Кочеткова и Константина Оскаровича Иванова-Нобеля вместе взятых.
Она выяснила, что Катя Чертанова учится в Академии под патронажем того самого Мочанова, от упоминания которого у Белич сводило челюсти от злости.
И что сейчас она вместе с другими молодыми, но перспективными магичками проходит полевую практику.
А узнав, куда запихнули эти юные дарования, она радостно потёрла руки.
Удалёнка. Совсем недалеко от столицы.
Заповедная глушь среди берёзок и осинок. Ни маги света, ни Тайная канцелярия не помогут там Кате Чертановой.
Другое дело, что любой чужак будет заметен в этих местах, как прыщ на заднице. Особенно такая видная женщина, как Нинель Белич.
Здесь нельзя было действовать нахрапом. Нужно было что-то другое.
— Степан Арсеньевич, день добрый, — набрала Нинель Аскольдовна своему недавнему «напарнику» и коллеге по геологическому факультету; чуть ли не единственному, кто так и не прибыл на сходку Чурчхелы. — Ну как ты? Уже получше? Ага… Ага… Ага… Слушай, есть дело по твоей части.
И Нинель Аскольдовна поведала геологу свою коварную задумку.
Задумку, которая осуществилась уже на следующий день.
Глава 10
— Утро доброе, — сказал Кузьмич, хотя конкретно для него оно едва ли было добрым.
Ох уж эти неодарённые.
Ну явно ведь не для них алкоголь придуман, а всё равно лезут. Настырно причём. И так самоотверженно на эту амбразуру кидаются, будто их печень пуленепробиваема, почки бессмертны, а электролитам нет конца.
И что в итоге?
Ходят потом, треморными ручонками трясут, охают, ахают и воду хлебают, как не в себя.
Вот как Кузьмич прямо сейчас.
— О-о-о-о-ох, — с гримасой блаженства на лице, камердинер отлип от банки с рассолом и чуточку ожил, но тут же: — Василий Иванович! Завтрак же! — осанкой Вильгельм Куртович резко начал напоминать виноватую собаку и заметался по кухне.
— Не надо.
— Надо-надо, Василий Иванович! Прошу прощения, это непозволительный проступок с моей стороны! Я сейчас же всё исправлю!
— Да не надо же, говорю, — моя сытая довольная улыбка немного успокоила Кузьмича. — Я уже у баронессы позавтракал.
Да и ночевал, кстати, там же. И думается мне, что много кто из жителей Удалёнки сегодня остался спать вне дома. И думай вот теперь. То ли демография внезапно повысится, а то ли статистика разводов. А может быть, и то, и другое — надо бы потом шутки ради навести справки за этот год и проследить корреляцию.
Так вот…
Кабачковый Спас вышел из-под контроля. Разумеется, в хорошем смысле этого слова; в самом что ни на есть весёлом, душевном и разухабистом. Праздник развернулся и в длину, и в ширину, и вообще. Оно ведь редко когда с соседями удавалось посидеть, да так чтобы всей Удалёнкой — вообще никогда.
А закрутилось всё с того, что…
Так…
Стоп.
Сперва надо бы чайку бахнуть.
— Кузьмич, — сказал я. — Мне бергамотового чая, себе пивка, и пошли на улице посидим, воздухом подышим. Надо кой-чего порешать, и срочно.
— Ага, — кивнул Кузьмич.
Вильгельм Куртович услышал заветное «себе пивка» и ускорился в разы, ловким движением тут же воткнул чайник и пулей выстрелил своё тельце в сторону холодильника. Наблюдать за его мимикой в это утро было одно удовольствие, и вот конкретно сейчас лицом камердинер напоминал ребёнка, который бежит под ёлку и уже даже видит подарок, который по форме и размерам напоминает коробку от приставки.
Итак.
Зафиксировали.
Но вот Кузьмич открыл холодильник и пробежался взглядом по всем полкам. Уголки губ прибило к земле, щёки грустно повисли, а где-то в зрачках разверзлись две чёрные дыры, что вместо времени-пространства поглощают радость и сам вкус жизни.
— Нету? — спросил я.
— Нету, — вздохнул Кузьмич.
— А кто вчера шлифануть предложил?
— Я? — больше спросил, нежели ответил камердинер.
— Да ладно, не ссы. Я тебя в беде не брошу.
Специально, чтобы разыграть эту сценку, я взял у Юдиной бутылочку пива. Хорошего, нефильтрованного, с бугельной пробкой и писающим пацаном на этикетке, что лишний раз подчёркивает его годность и статусность в мире пива.
Так вот… помимо того, что я его взял, я ещё и потренировался пару раз, чтобы как можно эффектней было.
Ну и вот.
Протянул я руку в сторону, напряг энергоканалы, и она — бутылка то есть — выплыла из прихожей, будто опохмельный ангелок с небес. Помимо прочего я ещё и немножечко с температурой поигрался, так что налету бутылка обрастала инеем.
— Василий Иванович, — от внезапного счастья Кузьмич заслезоточил. — Спасибо вам, Василий Иванович…
* * *
Вроде бы, кроме даты в календаре, ничего не поменялось, а вроде бы и осень наступила. И ветерок какой-то вдруг подул прохладный, и преломление света неуловимо изменилось — он теперь какой-то меланхоличный, слабеющий — и мини-клин из пятерых журавлей в небе дополнял картину.
Природа приготовилась увядать.
Однако было всё ещё тепло. По моим ощущениям явно больше двадцати градусов, в футболке более чем комфортно.
Кузьмич заварил мне чай, а также из чувства вины сервировал вазу с печеньками, конфетами и прочими разными суфлехами, а затем притараканил садовый стол поближе к своему обожаемому саду камней.
Тут и сидели.
— Дела, — сказал Кузьмич, впервые со вчерашнего дня оглядев наш участок взглядом, млять, тверёзым.
— Дела, — согласно кивнул я.
Сад камней напоминал… хрен знает, что он напоминал, тут даже сравнения меткого не подыскать. Песочек, на котором Кузьмич специальными граблями выводил всякие кружки и линии, перемешан в чепуху. Камни, некогда каждый на своём месте, раскиданы как попало. И всюду между ними валяются кабачки.
Об остальном участке и говорить нечего.
Кабачки на газоне, кабачки на крыше, кабачки на крыльце и в бане, кабачки в гараже и в бочке для сбора воды. Целые горы кабачков разлеглись по кустам, кабачки тут, кабачки там.
Куда, блин, ни плюнь, обязательно в кабачок попадёшь.
За забором с изрядной периодичностью проезжали машины. Несмотря на тяжёлое утро, жителям Удалёнки некогда было валяться, жалеть себя и стонать от бодуна. На их участках тоже валялась целая гора провизии, которую нужно было срочно распределить по друзьям и знакомым. Ну потому что жалко!
Из локальной пьянки Кабачковый Спас перерастал в нечто глобальное и
