затылок. — В детстве он был куда веселее и проще. Сейчас как сыч.
— Да и ты не мелкий, Ульви, — отмахнулась я. — Ну, к папе обратись...
— Он у дяди Сэтта в кабинете до сих пор, — простонал брат. — А я не могу переодеться, потому что просто не во что!
— Они отмечают, — я легонько ударила тыльной стороной ладони по шее, жирно намекая, что там в ход идет молодое вино. — Прости, родной, но свою ночную рубашку я тебе не дам. Разгуливай по комнате в подштанниках.
— Неудобно, — фыркнул он, — служанки ходят...
—Так и хорошо! — воодушевилась я. — Пусть смотрят. Мускулы разглядывают. Оценят тебя, с дамами поделятся, что там о-го-го какой жених...
— Ну почему у тебя все сводится к одному? — зарычал он, заметно психуя.
— Потому что мама к стене прижала! — гневно выдала я.
— Ладно-ладно, — мгновенно успокоился он и, одним движением содрав с ворота рубашки жабо, расстегнул ее на все пуговицы. Вздохнул с облегчением и вновь взглянул на меня. — Рассказывай, что у вас там в кабинете дяди случилось?
— Ничего...
— Не обманывай, от тебя дымом пахнет за версту. Делись с братом что спалила? — Он поднялся на пуфик и нагло завалился на мою кровать. — Ой.... Ай... Ого! Ого-го!!! — раздалось сверху. — Откуда у тебя это?
Поднялась рука и продемонстрировала мне трофей, утащенный из библиотеки дядюшки.
Гневно засопев, я подскочила к братцу и стянула с его ног сапоги.
Грязные! Неряха на мою голову!
— Айла! — Ульви сел. — Откуда? Их же всего...
— ... три! — Я важно прошла к столу. — Две в какой-то там академии, а третья теперь моя.
— "Наша" ты хотела сказать! — Ульви с любовью провел ладонью по обложке талмуда.
— Нет, брат мой любимый, пока она моя. Но… — Я сделала многозначительную паузу. — Она может стать и твоей.
— Что тебе нужно, вымогательница? — повелся он. — Я за нее душу продать готов!
— Далась она мне, душа твоя. — Я достала из корзины виноград и закинула в рот сразу три ягодки. — Пять желаний.
— Три, — отозвался он, поглаживая корешок книги.
— Шесть!
— Боги! — заныли на кровати. — С кем я спорить собрался?! Ладно, пять желаний. Перечисляй.
— Э-э-э, нет. Желания будут выдвигаться по обстоятельствам. После пятого — книга целиком и полностью твоя. В чемодан и домой ее. В сокровищницу!
— Айла, ты представляешь, сколько она стоит? Да боги с ценой... Ее же достать невозможно!
— Ну я же достала. Добрый дядя Сэтт странно на меня взглянул и выдал: "Все здесь твое!"
— Чего?! — Брат книжку-то положил. — Что за странное заявление? Как взглянул?
— Не знаю, — я пожала плечами и продолжила. — Но книгу отдал, даже не просила толком...
— Стоп! — Ульви жестом заставил меня замолчать. — У дяди жена уже была избранной...
— Не-не-не, — я замотала головой. — Даже не намекай. Он же мне в отцы годится!
— Тут что-то другое. Как отец среагировал?
— Ну-у-у, его это по меньшей мере удивило.
— Хм… Все равно держись от него подальше… Но если что-то понравится — забирай! — хмыкнул он и снова пригладил талмуд.
— Ты там руки не распускай! — шикнула я на него. — Это пока мое.
Взяв вазу с фруктами, я вскочила на пуфик и приземлилась рядом с братом. Его слегка подкинуло на перине.
— Ульви, почему у нас дома не такие постели?
— Не знаю. — Он откинулся на подушку и сграбастал самый большой персик. — Но это нужно исправить! Такая прелесть — эти балдахины. Лежишь как в императорских покоях...
— Ага, — блаженно протянула я, — и комары не жужжат.
Ульви доел персик и метко запустил косточку в грязную тарелку на столе. Я рассмеялась и снова взяла виноград.
— Сладкий? — Брат покосился на мою прелесть.
— А то! Поэтому я тебе его не дам.
— Ну одну, не будь жадиной...
— Самую маленькую, — нехотя уступила я.
— Айла, ты меня не любишь...
— Я люблю тебя больше всех, — с этими словами я сорвала с веточки самую большую виноградину и впихнула ее брату в рот.
Странный шум привлек наше внимание. Не сговариваясь, привстав, мы взглянули на приоткрытую дверь на террасу. Там было уже темно, только неясные силуэты деревьев, но я была уверена, что видела тень. Кто-то за нами наблюдал.
— И что это было? — прошептала я.
— Спокойно, Айла, дом полон людей.
— Нет, Ульви, там кто-то был.
— Успокойся. Здесь тебе ничего не угрожает. Я буду напротив, родители тоже. Никто не причинит тебе вреда. Выдохни! — Он взял мою ладонь в свою. — Ты слышишь меня, сестренка, я всегда буду рядом и всегда тебя спасу.
Дом притих, когда брат вышел из моей комнаты. Как и всегда он дождался, чтобы сон меня сморил, за что я была ему благодарной.
Огонь! Куда ни посмотри — оранжевая живая стена. Изгибающаяся и старающаяся тебя достать. Лизнуть кожу. Испепелить волосы.
Дым! Я чувствовала, как задыхаюсь. Он заполнял легкие. Вызывал резь в глазах. Слезы потоком лились по щекам. Я стирала их ладонями, размазывая по лицу соленую влагу. Пепел кружил над головой словно хлопья черного снега. Треск горящих балок, их жалобный стон под гнетом всепожирающей стихии.
Огонь повсюду.
Куда ни глянь. Я металась по двору своего прежнего дома и никак не могла выбраться из замкнутого круга. Ловушка. Зацепившись ногой за тяжелую цепь, подняла ее. Токи. Железо мгновенно раскалилось и стекло с моих ладоней, не причиняя никакой боли. Растерев кулаком глаза, уставилась на пустую собачью будку. Рядом с деревянной миской валялись не тронутые рыбьи головы.
И огонь стеной.
Страх разъедал душу. Сердце бешено колотилось. Я поднялась на ноги и постаралась обежать дом. Но куда бы я ни повернула... Как сильно бы не бежала, все равно возвращалась на передний двор. К покошенному забору, к сараю... К тропинке, на которой, вскипая от жара, растекались лужицы крови.
Скрип отдаляющейся телеги, где-то там, на дороге ведущей к тракту.
Спасения не будет! Выхода нет. Кожа пылала от жара. Дышать... Я пыталась сделать вдох, но лишь хваталась за горло.
Мелькали тени.
