канитель с акумами. А потом, вероятно, Буржуа вообще не думала про шмотки.
Но вот за чем она следила неукоснительно, — и что Тен-Тен успела уже запороть, — так это за состоянием ногтей и их красотой. Пластина под жёлтым лаком оказалась блестящей и мягкой, очень здоровой и приятной. И, да, Тен-Тен это узнала, по-варварски сняв слой лака щипцами.
На маникюр она так и не записалась. Банально забыла сказать о своём желании Жану, а на Сабрину после её не-смерти полагаться вообще не стоило. Девочка была растеряна, смотрела на мир из-под защиты очков совершенно по-новому и явно переживала сильнейшую переоценку ценностей. Тен-Тен оставила её в покое, даже не третируя в стиле Хлои. Может быть, из рыжей и выйдет что-то путное.
На самом деле, Тен-Тен немного уважала Сабрину. За стойкость характера, за терпение, — величайшую добродетель для менталитета страны Огня и шиноби, — даже за решимость убрать неприятного человека. Из окружающих их серых людей рыжесть Сабрины выделялась огоньком среди золы.
Тен-Тен не устраивало лишь то, что Сабрина настроена против неё. Да, в этом была виновата Хлоя, — и не только Хлоя, список виновников был довольно большим, — вот только с последствиями приходилось разбираться Такахаши. Так что, если Сабрина после переоценки себя и собственных действий не прекратит попыток убийства, Тен-Тен придётся разобраться с проблемой по-другому.
Но, опять же, она не слишком любила убивать. Если была возможность этого не делать, то зачем лишний раз обнажать клинок? Худой мир всегда лучше доброй войны…
Жаль, что добродушное настроение Тен-Тен сохранялось ровно до первой большой перемены. Она наступала после двух довольно скучных уроков литературы и длилась практически час.
Сабрина по обыкновению сбегала в местный кафетерий и вернулась в класс с добычей: двумя круассанами для себя и картонным стаканом с напитком для Хлои. Пластмассовая крышка была погнута, практически незаметно; Тен-Тен с первого взгляда поняла, что Сабрина открывала напиток.
И вряд ли она добавляла лишнюю порцию сахара, который мог бы отложиться на бёдрах школьной зазнобы.
Никак не выказывая своей осведомлённости, Тен-Тен взяла стакан и поднесла его к губам. Сабрина, вроде бы увлечённая круассанами, нет-нет, да и посматривала уголком глаза на соседку по парте.
Так и не донеся стакан до губ, Тен-Тен, словно что-то вспомнив, достала мобильник и уставилась в него. Сабрина едва заметно перевела дыхание. Рыжие брови сошлись к переносице, фокус внимания вернулся к еде. Слоёное тесто круассанов осыпалось на стол крупными хлопьями.
Тен-Тен быстро набрала в поисковике запрос о вреде кофе. Скопировала несколько ссылок на самые пугающие статьи и переслала их Сабрине.
Такахаши поставила стакан перед собой и всем корпусом повернулась к рыжей. Лицо Тен-Тен принудительно расслабила, и теперь оно было похоже на безэмоциональную, бесстрастную маску.
Статьи должны были дойти с задержкой в две минуты. До сигнала оставалось одна пятьдесят.
— Ты хочешь меня отравить?
Сабрина подавилась круассаном. Пока она пыталась откашляться и вернуть самообладание, прошло тринадцать секунд, которые Тен-Тен отсчитывала с точностью метронома. Выражение её лица не менялось. Голова стала лёгкой и пустой, только тикал внутренний таймер, да мелькали с быстротой молнии мысли.
Этому научила её Ино. Она часто повторяла, что настоящий мастер допросов всегда одинаков: лицом — бог, сердцем — демон(1). Это пугало допрашиваемых намного сильнее, чем показная злость, безумие или сострадание.
Ино вообще считала, что на свете нет ничего страшнее равнодушия.
— Ну ты сама подумай, — говорила блондинка, накручивая на палец прядь светлых волос из высокого хвоста. — Кого ты больше боишься: того, кого обуревают эмоции, или того, кто сохраняет холодную голову?
Они сидели вдвоём, — остальные подруги-куноичи разбежались по семьям и домашнему уюту; муж Ино был на миссии, Неджи давно был мёртв, — в забегаловке, работавшей допоздна, и пили. Саке горькими комками падало в желудки, и Тен-Тен чувствовала, как рисовая водка туманит голову и ослабляет коленки.
Вопрос был почти риторическим. Самым страшным противником Тен-Тен за её жизнь становились бессердечные, безэмоциональные сволочи. Она всё ещё просыпалась с колотящимся сердцем, вспоминая пустые, равнодушные глаза богини Кагуи, желавшей уничтожить их мир.
Ино смотрела на неё бирюзовыми радужками, ровными и цельными, словно кусочки стекла. Ни зрачка, ни капли узора — только чёрный контур, отделяющий склеру.
Тен-Тен залила в себя ещё одну порцию саке и занюхала рукавом. Её хаори(2) пахло смазкой для стали и свиным жиром.
Ино кивнула и принялась палочкой от данго(3) вырисовывать иероглифы на подливке, оставшейся в тарелке. Казалось, что она всецело поглощена этим занятием, но Тен-Тен знала: это напускное. Куноичи никогда не отдаёт всю себя одному делу.
Ино была настоящим ядовитым цветком.
— Равнодушие, моя дорогая подруга — вот прямая дорога в ад. И люди будут бояться тебя, если вместо лица обнаружат ровную фарфоровую маску.
Сабрина не была исключением: равнодушие на обычно живом и подвижном лице Хлои напугало её намного больше, чем вопрос. Её сердце билось, как у загнанной в ловушку птички, губы тряслись, зрачки дёргались, не в силах словить концентрацию. Лицо было трогательно-бледным, с лёгким зеленоватым оттенком.
Она была уверена, что её рассекретили.
Тен-Тен дала рыжей насладиться этим чувством, прежде чем слегка приблизилась к ней.
Рыжая отодвинулась от Хлои и, не рассчитав манёвра, упала со школьной скамьи. Как раз в этот момент телефон Сабрины завибрировал, оповещая о серии сообщений.
Время вышло.
— Я прислала тебе статьи о вреде кофе, Сабринчик, — сказала Тен-Тен, лишая своё лицо маски равнодушия. — Если не прочитаешь — уволю. Всё ясно? И больше не смей носить мне эту дрянь!
Это уже не говоря о том, что кофе был просто вреден для здоровья шиноби. Мало того, что он выводил минералы и большое количество воды, необходимой для нормальной реакции в бою, так ещё и являлся стимулятором для чакросистемы. Не было ничего хорошего в том, чтобы захлёбываться в собственной силе, которую тело начинало чрезмерно вырабатывать после подобного допинга.
— Так что, ты кофе не будешь? — услышала Тен-Тен голос сзади. — Может, тогда меня угостишь?
Она повернулась и увидела парня-спортсмена. Высокий, с широкими плечами, в красной тренировочной куртке, белой футболке и тёмных штанах. Если Тен-Тен не ошибалась, то его звали Ким, и он был абсолютно и бесповоротно влюблён в Хлою, несмотря на её непростой характер и злобную натуру, перенятую от матери.
Тен-Тен сладко улыбнулась, встала из-за парты и взяла стакан с кофе. Дойдя до ближайшего фикуса, — в классе их было шесть, — она сняла крышку и, не прекращая улыбаться, вылила напиток на землю. При этом она, не отрываясь, смотрела на Кима, мысленно проговаривая: уходи,
