стороны в сторону, а потом в несколько прыжков достиг реки, где принялся жадно пить воду.
А я стояла и не знала, что делать дальше. Рэнн был где-то здесь. Вот пройду дальше, зайду за излучину реки и увижу его. А еще – я зажмурилась и прислушалась – семнадцать, нет, девятнадцать воинов. И кажется, сейчас они не брезговали медовой брагой, закусывая вепрем, томящимся на костре.
Тахо подошел уже человеком, его мощная грудь продолжала тяжело вздыматься после долгого бега. Я вот не запыхалась совсем. Не помню, дышала ли в пути… Что ж, у моей новой сути были интересные черты. Не сказала бы, что мне все это нравилось, но изменить что-либо было уже не в моей власти.
– Тебе такой нельзя к людям, – огорошил меня медведь.
– Какой? – вздрогнула я, повернувшись.
– Зубастой и бледной.
Я замолчала, нахмурившись, переступила с ноги на ногу и спросила:
– А как тогда? А что мне?..
Тахо сел на свой расстеленный на земле плащ.
– Иди сюда, – он похлопал ладонью рядом. – Мне дед показывал, как вы маскироваться умеете. Ничего сложного, если силы есть.
Я от этой неожиданной новости даже спорить не стала, тут же рядом села:
– Да? Это ж сколько между людей демонов гуляет?
– Много, особенно на той стороне Ключиницы. Впрочем, и тут достаточно, – пожал плечами Тахо. – А тебе что с того? Сейчас ты их сможешь увидеть. Раньше не могла. И что, хуже тебе жилось?
Я снова замолчала, обдумывая сказанное. А потом спросила:
– Так как же мне это спрятать?
И улыбнулась, показывая клыки.
Тахо вздрогнул:
– Страх-то какой…
Мотнул головой и продолжил:
– Смотри, ты теперь сама управляешь своим телом, неживое оно у тебя, поддается легко, – он положил теплую ладонь мне на затылок. – Закрой глаза и представь свое лицо.
Медведь затих на мгновение и вздохнул:
– То лицо, что было когда-то. Улыбку свою прежнюю, глаза зеленые…
– А сейчас какие? – тут же спросила я, выворачиваясь из-под его руки.
– Сходи к реке, посмотри, коли интересно.
А меня не надо было уговаривать. В одно движение у Ключиницы оказалась, заскочила в воду по пояс и внимательно стала разглядывать себя в отражении. Вроде бы и прежняя, да не совсем. А вот глаза действительно были жуткие. Тахо меня еще, видимо, жалел, раз сразу не отправил глядеться. Черные провалы смотрели на меня оттуда. И не было в них больше места травяной зелени, болотной ряске. Только тьма и голод. Я стала удивительным образом похожа на своего убийцу – Дагора. Такая же красивая, но пугающая и холодная. И в коротких волосах не отражалось солнце: черные пряди перемежались с совершенно белёсыми, как будто седыми волосками. Без длинной косы, мною совсем недавно отрезанной, закрутились они крупными жгутами.
Кажется, меня такую не то что родная мать испугается – меня Файро теперь побоится. И я тихонько засмеялась, представив его лицо, но тут же испуганно охнула, едва появились клыки. Немудрено, что деревья меня теперь тоже опасаются, принимать не хотят. И я закрыла глаза. Как там Тахо говорил? Представить лицо свое прежнее?
Спустя мгновение из воды мне улыбалась простая деревенская девчонка Осинка. С курносым носом да длинной лохматой косой. Смотрела своими болотными глазами и радовалась чему-то. Что ж, пусть так.
Это было легче, чем казалось.
На берег выходила тяжело. Холода я не чувствовала, но мокрые штаны на морозе стали колом, мешая ходьбе.
– Ну что, так лучше? – окликнула я Тахо.
Его вытянувшееся лицо стало ответом.
Я грустно улыбнулась:
– Теперь и другие ничего не заподозрят, да?
Медведь кивнул и спросил:
– А Волнина где сейчас?
Я дернула плечами – не чувствовала ее у там, у корабля. А деревья не показывали, они все еще не хотели со мной делиться новостями, и я, помимо воли, начинала злиться.
– Не знаю, может, дети Ветра могут ее как-то скрывать?
– Либо это родовая защита Веро от таких, как ты, – ответил невозмутимо Тахо, а я воздухом подавилась.
Таких, как я? Да…
– Тогда вот что, – начал вдруг командовать хранитель, – я к ним не пойду, незачем показываться. Ни в виде человека, ни в медвежьей форме. Останусь здесь, ждать. Буду нужен, позовешь. Связь между нами проложит дорожку мгновенно.
– А личина моя слетит? – недовольно проворчала я. Интересно, а как я в самом деле хотела еще и Тахо с собой затащить на корабль? Самой бы…
– Покуда ты мертва – сама не слетит, – не стал ждать с ответом он.
– Опять ты про смерть… – я тяжело вздохнула. Села на поваленное дерево у реки и невольно отпустила силу свою по кончикам пальцев, мягко поглаживая сухой ствол.
Маленькие зеленые искорки спорхнули с ладони, заторопились, перебежали на кору, закручиваясь веселым ветерком. Неужто спелись два дара? Договорились?
Темная мокрая древесина подо мной начала потрескивать, вбирать в себя мягкое свечение, а потом поднатужилась – и пустила сильные здоровые корни. Потянулись ввысь веточки новые, набухли на них липкие почки.
– Вот бы меня так кто оживил, – запечалилась я. Но Тахо мне спуску не дал:
– Хорош себя жалеть. Ты сюда не плакать пришла. Потом думать станем, что с тобой такой делать!
Я нахмурилась, лицо ладонями потерла и, пытаясь взбодрить сама себя, вскинула подбородок:
– Ладно, давай прощаться. Дальше одна.
Я подошла и неловко обняла Тахо. Он подернулся дымкой – и вот уже рядом стоял здоровущий матерый медведь. Дразнясь, потрепала зверя по могучей холке, он рыкнул, показав желтые длинные клыки, а потом не торопясь, вразвалку пошел в сторону леса.
Я провожала его взглядом, собираясь с духом, втянула воздух и замерла. Что-то не так. И тут же застыл медведь, занеся переднюю лапу для шага. Птицы остановили свой полет, нелепо зависнув в воздухе. А я, оглянувшись, хмыкнула:
– Приветствую вас, Прародители.
По-хорошему и поклониться бы не мешало, всё же божества мои, предками почитаемые. Но робости у меня больше не было. И не человек я теперь. Вроде как одна из них.
Файро недовольно хмурился. Где же его смех гудящий? Где искры огненные в волосах? Потухший взгляд и поникшие плечи были мне ответом. Терра выглядела лучше, но и в ее глазах поселилась тоска. Веро, конечно же, не пришла.
– Прости нас, девочка, – начала Земля.
Я головой мотнула, скривившись.
– Твое право, – неторопливо продолжил Огонь, – Не веришь нам боле, мы понимаем. Но я все равно хочу сказать – моя ошибка привела тебя к такому посмертию. Не помогли мы тебе, не направили. Вместо совета дали боль и обиду. Потеряли силу лесную.
– Не потеряли. – остановила его я,