на лавку.
– К связанному подходил? – обратился к нему Синев. – Зачем, скажи на милость?
– Подходил. А что, нельзя?
Вопрос прозвучал с вызовом, и главарю это не понравилось.
– Можно, только к чему это? Сказать-то он ничего не сможет. На пальцах, ежели, что покажет, но разве разберешь?
Послышались короткие смешки.
– Смотри, как бы этот сумасшедший не боднул тебя головой в живот! – сказала Калерия.
– Саблю эту с собой таскаешь как Еруслан Лазаревич, – ухмыльнулся Синев. – Ведь мешается!
– Положено, – буркнул почтальон, занимая свое место.
Не просидев на лавке и дюжины секунд, он что-то шепнул ямщику, оделся и вышел в сени. Когда минут через семь-восемь вернулся, дворянин по его виду сразу понял, что он был у забора и видел убитых людей. Но ему также показалось, что и ушлый Синев узрел перемену в лице молодого почтальона… Не дай Бог! Если это так, то за жизнь почтовиков не дам и полушки!.. Но, возможно, я накручиваю себя, может, главарь ничего и не заподозрил…
Синий в следующий миг разбил в прах все его сомнения.
– Что с тобой не так, Корней? Побледнел, гляжу. Еда наружу попросилась или привидение увидел?
Он произнес это с усмешкой на губах, но в его глазах блеснул опасный холодок.
– Нет… я… мне… со мной все в порядке, – без особой уверенности ответил парень, не к месту поглядев на дворянина.
– Да?.. Ну-ну… Присаживайся, продолжим игру. Чего ты торчишь у двери, как приблудный?
Пока Корней поправлял саблю на поясе и присаживался за стол, Синев перекинулся со своими дружками парой слов. И по тому, как Калерия, посмотрев на почтовиков, сверкнула своими черными, как уголь, глазами, а рука ее мужа потянулась к карману, он понял, что главарь вынес беднягам смертный приговор. Хитрово-Квашнин заерзал на стуле, сильно наклонил голову и вырвал руками ненавистный кляп изо рта.
– Корней! Пахом! – крикнул он громовым голосом. – Берегись! Они собираются с вами разделаться!
Последовавшая сцена надолго врезалась в его память. Ямщик первым вскочил с лавки и могучими руками перевернул большой стол на разбойников. Самовар, тарелки и кружки вместе картами, все полетело на пол. Почтальон почти одновременно с этим взмахнул саблей и нанес канцеляристу страшный удар в область правой ключицы. Тот, роняя пистолет, стал заваливаться навзничь и потянул за собой жену, которая успела выстрелить в парня из двуствольного лепажа. Синев дважды разрядил пистолет в Пахома. Раны оказались серьезными, но ямщик, тем не менее, перебравшись через стол, добрался до соперника и свалил его на пол. Между ними тут же завязалась отчаянная борьба.
Хитрово-Квашнин лихорадочно пытался избавиться от стянувших его веревок. Между тем Калерия вскочила на ноги и, сорвав с гвоздя астреинскую двустволку, пальнула из нее в легкораненого Корнея. Парня отбросило назад, он пошатнулся, но сумел устоять на ногах. Воспользовавшись ситуацией, женщина метнулась от перевернутого стола к комнате, где находилась Юлия, и захлопнула за собой дверь.
– Корней, помоги! – крикнул дворянин. – Потом ею займешься. Ну, же!
Почтальон, держась за окровавленный бок, кинулся к нему, просунул лезвие сабли под тугие веревки и одним рывком рассек их. Разрезав узел на запястьях, поспешил к двери, за которой скрылась канцеляристша, и стал ломиться в нее.
– Открывай, змея! – кричал он, ударяя рукоятью сабли в дверь. – Иначе я ворвусь и снесу тебе голову!
Хитрово-Квашнин соскочил со стула и вооружился лежавшей на полу тростью. Он заметил, что в борьбе двух исполинов победителем вышел Синев. Истекающий кровью ямщик не сумел выстоять, и лежал теперь на полу без чувств. Главарь дважды со злостью ударил его ногой и, усмотрев новую угрозу, раскрыл свой складной нож.
– Ну, давай, вашбродь! – Его лицо исказила кривая ухмылка. – Кто кого? Я тебя ножичком или ты меня своей тонкой палочкой?
Дворянин, не тратя время на пустые слова, сделал ложный выпад и мастерски ткнул разбойника в брюхо. Тот издал звук, похожий на хрюканье, отступил к опрокинутому столу и опять рванулся на противника. Получив новый тычок набалдашником в подбородок, приостановился. Следующим ударом Хитрово-Квашнин выбил из его руки нож, который, вращаясь в вохдухе, отлетел к лесенке на лежанку. Краем глаза он заметил, как Корней оседает на пол у комнатной двери.
«И этот ослаб», – мелькнуло в его мозгу. – И этот теперь мне не помощник!»
Синев разразился ругательством и схватил валявшийся у поленьев топор. Пробуя пальцем острие, он поднял его над головой и с еще большей яростью ринулся вперед. Суматошные действия, однако, не приводили к успеху: дворянин искусно уклонялся от наскоков и при любой возможности контратаковал. Схватка затягивалась. Заметив, что главарь стал обнаруживать первые признаки усталости, Хитрово-Квашнин насмешливо бросил:
– Притомился, Синий?
– На тебя, вашбродь, у меня сил хватит.
Топор мелькнул в воздухе и снес со стены полку. Еще один удар пришелся по стене дома. Синев чертыхнулся и попытался вытащить лезвие из прочного дерева. Ни с первого, ни со второго раза этого ему сделать не удалось. Дворянин шагнул вперед и резко занес трость за голову, но на залитом кровью полу его нога вдруг поехала, он покачнулся и, падая, ударился головой о печь. Забытье было коротким, оно длилось не более пары секунд. Лежа на полу, он словно сквозь плотный туман видел, как Синев приближается к нему. И будто через какую-то вязкую прослойку до него донесся стук в наружную дверь.
«Ударит или пойдет открывать?» – затрепетало в мозгу.
Светловолосый бугай, тяжело дыша, постоял немного на одном месте. Потом развернулся и, оставив топор у порога, шагнул в сени.
«Видно, решил, что я при смерти».
– Кто там? – послышалось из сеней. – Кого принесло сюда в эту заметь?
– Открывай! – прозвучал снаружи глухой голос. – Это Епифан, работник тутошний.
Загремел засов, наружная дверь отворилась.
– Вот, оказывается, кто, Епифан! – заговорил Синев. – А тут, брат, ужас что творится! Один постоялец, петродарский барин, умом тронулся! Как есть спятил! На постояльцев напал, я еле справился с ним. Лежит у печки при последнем издыхании…
– Да что ж такое? Что это на него нашло?
– Говорю, свихнулся. Не знаешь, как люди рассудка лишаются?
– Вот уж не ожидал такого, едучи сюда!
Войдя в избу с большим баулом в руках, работник снял шапку. Это был высокий рыжеватый человек лет двадцати пяти в подпоясанном зипуне и валенках. Хитрово-Квашнин видел его всего лишь раз – с год назад встретился с ним и Астреиным на петродарском базаре.
«Не узнал», – подумал он, когда взгляд работника мельком скользнул по его лицу.
При виде крови на полу и лежавших тел Епифан выпучил зеленовато-серые глаза и перекрестился.
– Матерь Божья! Что
