быстро скользнула по щеке, добралась до подбородка, и теперь сияла там, как маленький бриллиант.
– Несчастная любовь, – наконец с трудом выговорила она.
С минуту гостья глядела на бедняжку с необыкновенным сочувствием.
– Он что же, изменил вам? – спросила она.
– Он… он… я не знаю, – и девушка посмотрела на танцовщицу совершенно детским беззащитным взглядом. – Я ни в чем не уверена, я могу только подозревать… Но подозрения эти разрывают мне душу.
И она заплакала, уже не скрываясь. Гертруде пришлось вытащить носовой платочек и промокнуть ей глаза, совершенно как ребенку. Это простое действие напомнило ей о ее собственной дочери, с которой она не виделась много лет и которой сейчас было почти столько же, сколько этой малышке.
Явился доктор – осмотреть пострадавшую, – но Мата Хари выгнала оторопевшего эскулапа вон, заявив, что две женщины уж как-нибудь обойдутся без докторов.
– Расскажите мне все, – сказала она, возвращаясь к Ханне, – может быть, я смогу дать вам толковый совет. Все же я живу на свете немного дольше вас… – тут она печально улыбнулась, – и опыт имею тоже несколько больший.
– О, мадам! – с жаром воскликнула девушка. – Вы – мой идеал, я и мечтать не могла, чтобы вы, мадам…
От избытка чувств она запуталась в словах и не смогла закончить фразу.
– Зови меня просто – Гертруда, – прервала ее гостья.
Тут, однако, явился администратор и сказал, что раз барышня Виттиг чувствует себя сносно и не нуждается в докторе, они просят ее немедленно покинуть их гостиницу. Соседство с самоубийцами нервирует постояльцев, а это, в свою очередь, может дурно сказаться на репутации гостиницы.
Ханна заморгала глазами, готовая снова заплакать, но Гертруда решительно заявила, что мадемуазель Виттиг перебирается к ней в номер в качестве гостьи. На это администратор не посмел возражать и быстро испарился.
Собравшись на скорую руку, мадемуазель Виттиг переместилась в номер к Гертруде. Здесь танцовщица самолично обработала кремом шею барышни, пострадавшую от веревки. Затем они уселись на мягчайшем диване, и бедная Ханна Виттиг рассказала своей новой подруге все, что та хотела знать.
В частности, она рассказала о том, что с графом де Шайни познакомилась в госпитале – он лежал там после ранения, а она в качестве сестры милосердия ухаживала за ранеными офицерами. Ханна влюбилась в графа с первого взгляда, и он ответил ей взаимностью. Теперь они с ним помолвлены – и в этом, как ни странно, заключена значительная доля ее печали. Она любит графа, и он, наверное, должен бы любить ее – а иначе зачем ему было бы готовиться к свадьбе с ней?
Гертруда покачала головой. Мужчины устроены не так, как женщины – они часто женятся вовсе не по любви, а по каким-то другим причинам: из-за денег, тщеславия, просто чтобы прикрыть развратный образ жизни наличием законной супруги. Впрочем, женщины в этом смысле им не сильно уступают.
Пока мадемуазель Виттиг слушала эту патетическую речь, на глазах ее снова выступили слезы.
– И тем не менее, и ты, и я можем ошибаться, – заметив это, быстро прервала себя Гертруда. – Что именно тебя беспокоит в поведении жениха?
Ханну беспокоило, что граф – аристократ, в то время, как она – всего лишь мещанка, пусть и с хорошим приданым. Он вращается в высшем обществе, где много великосветских красавиц, с которыми такая простушка, как она, никак не может соперничать. Она боится, что, став женой графа, будет вечно сидеть дома одна, без всяких радостей и развлечений, а граф между тем будет вести привычный ему веселый образ жизни.
– Говорил ли он о своем уважении к тебе? – внезапно прервала ее Мата Хари.
Ханна заморгала глазами: а почему Гертруда спрашивает?
– Потому что это плохой знак, – отвечала та. – Если мужчина говорит своей избраннице об уважении, значит, он ее не любит. И более того, скорее всего, он ей не верен.
– Вы полагаете, жену нельзя уважать? – удивилась мадемуазель Виттиг.
Собеседница отвечала, что уважать жену, конечно, можно и должно. Вот только когда вместо слов любви муж говорит ей об уважении – дело плохо. Эти слова обычно используются мужчинами, чтобы выгородить себя хотя бы в собственных глазах: да, он жену не любит и ходит от нее налево, но он ее уважает.
– Вы знаете, есть одна женщина, о которой граф всегда говорит с восхищением, – как будто без всякой связи с предыдущими речами вдруг сказала Ханна. – Он говорит, что не знает ей равно по красоте и очарованию. Он говорит, что нет в целом свете мужчины, который может устоять перед ее красотой и искусством.
Мата Хари подняла брови.
– Это интересно. Если мы ее знаем, мы сможем понять, почему она вызывает такое восхищение и, может быть, ты сможешь занять в его глазах ее место. Кто эта женщина?
– Это вы, Гертруда, – просто отвечала Ханна.
Танцовщица не смогла сдержать лукавую улыбку.
– Вот как, – сказала она, смеясь. – Ну, эту женщину мы знаем неплохо, и, думаю, легко разберемся, что именно в ней нравится графу, и как нам быть дальше.
За окнами сгустилась темнота, на улице выл ветер, в окно барабанил проливной дождь, а в номере было тепло и уютно, и горел только ночник, и все это так располагало к откровенной беседе, что они проговорили до самого рассвета…
* * *
Когда мадемуазель Виттиг поделилась с женихом своими подозрениями относительно Маты Хари, тот подумал, что ослышался.
– Ты с ума сошла, милая, – сказал он с превеликим осуждением. – Этого просто не может быть. Чтобы такая женщина, звезда, этуаль, затмевающая всех себе подобных, танцовщица с европейской, а то и с мировой славой стала шпионить против Франции в пользу Германии?!
– Ну, шпионит же она против Германии в пользу Франции, – парировала Ханна.
– Но это нормально, в этом проявляется ее патриотизм, – развел руками граф.
– Какой еще патриотизм, она голландка! – хмыкнула мадемуазель Виттиг. – Но это, конечно, не главное. Главное в ней то, что она куртизанка. При этом продается она не только отдельным мужчинам, но и целым государствам.
– Ханна, это грубо, – поморщился де Шайни.
– Зато справедливо, – отрезала его невеста.
– Ты просто ревнуешь, – сказал граф несколько самодовольно.
Она пожала плечами. Ревнует? К кому? К публичной женщине, фиглярке, немолодой уже танцовщице, к тому же шпионке? Он, определенно, переутомился на службе, ему надо немного отдохнуть. Впрочем, своими разговорами он подсказал ей недурную идею. Ей надо срочно встретиться с капитаном Ладу.
Однако, прежде чем повидаться с Ладу, Ханна Виттиг встретилась еще с одним человеком. По виду это был совершенный мелкий чиновник – лысоватый, полноватый, с остреньким носом и в несуразных,
