на той или иной стороне, обязались соблюдать сказанный мир, не скрещивая оружия с кем бы то ни было, по случаю чего во вторник, на XI день июля в Париже устроен был великий праздник, к сказанному же мирному соглашению на XIX день того же месяца примкнули все сеньоры, обретавшиеся в то время во Франции[796]. И по все время [в Париже], в особенности по ночам, беспеременно продолжалось празднование, в каковом принимали участие музыканты и прочие[797].
256. Далее, на предпоследний день названного месяца пришелся праздник Св. Евстафия[798], каковой отмечен был величайшим весельем, следующий же за тем день, в праздник Св. Германа[799], сказанное торжество сменилось горем, столь жестоким, каковым никогда ранее празднику не случалось завершиться, ибо ибо около X часов, едва лишь все изготовились идти на Болота[800], дабы там предаться играм и состязаниям, как то полагалось обычаем, Париж исполнился великим страхом, ибо через ворота Сен-Дени, в город вошли около XX или же XXX человек, пораженные ужасом столь великим, будто им случилось вырваться из лап смерти, из таковых пришедших, кто-то по видимости, изнемогали от ран, другие же, от ужаса, голода и жары, так, что напоминали скорее мертвецов, чем живых людей. Их же остановили у ворот и пожелали знать, каковая беда с ними приключилась, на что они принялись в ответ горько жаловаться, история же их была такова: «Мы явились из Понтуаза, каковой [город] этим же самым утром занят был англичанами, [в чем нет никакого сомнения], они же убивали и калечили всех, кого только могли обнаружить, нам же посчастливилось избегнуть гибели от их рук, ибо даже сарацинам не случилось причинить христианам столько зла.» Таковым же был их рассказ, в то время как стражникам, охранявшим ворота Сен-Лазар случилось увидать огромную толпу мужчин, женщин и детей, среди каковых были раненые, прочие же были ограблены до нитки. Кому-то случилось нести сразу двоих детей, в руках и на спине, женщины же частью были простоволосы[801], на других из одежды был только истрепанные корсеты, а порой и нижние рубашки[802], несчастные же священники имели на себе лишь нижние рубашки или стихари[803], с непокрытыми головами, и вся толпа разом плакала, кричала и жаловалась самым горестным образом, рассказ же их был таков: «Боже, милостью своей дай помощи нам в отчаянном положении нашем, ибо не далее как сегодняшним утром, мы все еще обретались в наших домах в спокойствии и довольстве, а в полдень случилось нам превратиться в бесприютных изгоев, молящих о хлебе.» Таковым же был их рассказ, при том, что часть из них лишалась чувств, другие же опускались на землю, будучи измученными и обессиленными вконец, ибо многие из них истекали кровью, прочие же изнемогли от усталости, ибо несли на себе своих детей, а день выдался притом безоблачный и жаркий. Таковым образом, на дороге, ведущей из Парижа в Сен-Дени обреталось III или даже IIII сотни, сидевших на земле таковым образом, каковые горько оплакивали случившееся с ними несчастье, и гибель родных и близких, ибо мало кому из них не случилось оставить в Понтуазе ребенка или друга. Горе же их возрастало стократно, случись им вернуться мысленно к друзьям, каковые ныне очутились во власти свирепых англичан, и бедные их сердца порой не выдержали, ибо с самого утра им не случилось съесть ни крошки, и выпить ни капли. А женщины, бывшие в тягости случалось выкидывали прямо во время бегства, и вскоре после того умирали. И не было никого, столь жестокосердного, дабы остаться глухим к их несчастью, и самому не заплакать от жалости. И по всю следующую неделю беспеременно, беженцы все шли и шли как то из Понтуаза, так и окружающих его деревень, и в Париже сбивались в огромные толпы, растерянные, не знающие как далее быть. Ибо все без исключения съестное продавалось по весьма дорогим ценам, в особенности то касалось хлеба и вина, [и не было в продаже вина], стоившего менее чем VIII денье за пинту, а за малый пшеничный хлебец просили VIII парижских денье, то же касалось и всего прочего, необходимого для пропитания.
257. Далее, парижане весьма поражены были тем, что король и герцог Бургундский, будучи в Сен-Дени в сопровождении немалого количества латников, не пришли на помощь Понтуазу, когда городу случилось попасть в руки [англичан], а вместо того, на следующий за тем день, избавившись от всего, что могло задержать их в пути, они отошли к Шарентонскому мосту и далее к Ланьи[804], и будучи в непосредственной близости от Парижа, проследовали прочь, не посетив сам город, по каковой причине парижане были пришли в великое смятение и весьма раздосадованы, ибо все происходящее напоминало едино паническое бегство прочь от англичан, каковым они вызвали к себе великое негодование как парижан, так и прочих жителей королевства, ибо в сказанное время во всем Париже не нашлось ни единого рыцаря, ни единого славного военачальника или же капитана, способного противостоять англичанам[805], на то лишь отважились прево Парижа и купеческий прево, не привыкшие держать в руках оружие. Англичане же, прекрасно осведомленные о том, что город охраняется едино лишь ополчением, ибо в самом Париже и вне его у них не было недостатка в друзьях и соглядатаях, в канун праздника Св. Лаврентия приблизились к городу, к самим его стенам, не встретив в том никакого сопротивления, но при том, не решились осадить Париж, из страха перед ополчением, ибо сумели разглядеть на стенах вооруженных людей, готовых защищать город. Сказанное же ополчение рвалось прочь из города, желая атаковать англичан в поле, однако, власть предержащие не позволили никому выйти за ворота. Англичане, уверившись в том, ушли прочь, убивая, грабя, опустошая все вокруг, забирая людей в плен ради выкупа, на следующий же день, в праздник Св. Лаврентия, вернулись и вновь дошли до самых стен Парижа, а затем вернулись в Понтуаз[806].
258. Далее, в день Св. Лаврентия[807] гремел гром и сверкали молнии, и буря была жесточайшей из всех, каковые только были виданы на человеческой памяти, и дождь лил с не меньшей силой, и сказанная буря не прекращалась в течение IIII часов. По этой же причине все вокруг преисполнились опасения, что [разразилась] война между Господом Нашим и Врагом [Рода Человеческого][808].
259. Далее, XII дней спустя или [около того], мясники вновь принялись восстанавливать Большую Бойню. В
