которая «где-то рядом». Вариант — просто не пустили родители. А может, не захотела идти без меня? Какая разница? Хотелось ли мне встречать праздник с ней вместе? Хороший вопрос. С одной стороны, находиться с ней рядом приятно, даже слышать голос и смотреть порой удовольствие. А иногда прямо раздражает. Есть теория — я побаиваюсь её. Потому как не знаю, что делать с этими отношениями. Еще версия — на неё реагирует та часть меня, которая робкий неоперившийся юнец. А та, которая взрослый серьёзный мужчина, та раздражается. Заметил, у одноклассников та же фигня: одна их часть повизгивает щеночками от близости девушек, а вторая совсем взрослая морщится. И от собственного визга, и от девчачьего. В точку попал Джон Апдайк со своим романом — подросток он как кентавр. Наполовину человек, а наполовину мужчина. То есть я не это имел в виду, он наполовину уже взрослый, нижней половиной тела. А та часть, где голова, она всё еще в машинках, дымовухах, мультики опять же сами себя не посмотрят'.
— Миш, а что с твоей статьёй для «Техники-молодежи»? — Как неожиданно батя залепил свой вопрос, прямо на взлёте сбил.
— А что с ней? Лежит, есть-пить не просит. Как я вам её прочёл, с тех пор не притрагивался.
— А чего так? Охладел?
— Да нет, просто некогда было, к новому году готовился.
— Вот уж прямо… Скажи еще, две недели подарок маме выстругивал.
Батя оценил мой жест с подарками для всей семьи. Да все оценили — Миша до такого раньше не дотумкивал. И финансов не было, и жизненного опыта. Мама сначала не осознала, какой великолепный девайс попал в её руки, а потом дошло, для чего это нужно. Прониклась, порадовалась. Отец хмыкнул, когда развернул галстук, посмеялся чуток, когда стоял перед зеркалом. Ну да, видок тот еще — шикарный шёлковый галстук поверх майки-алкоголички. Но кутить в ресторан он пошел в свежеподаренном. Значит, понравилось. Папу Диму вообще сложно понять в этом плане, я уже просёк этот момент. Что бы ему не подарили, он одинаково радостно фальшиво благодарит за любой подарок. И пойди пойми, стесняется ли, радуется или не знает, куда сунуть очередную какашку. По поводу танка для Пашки — танк был луноходом. С дистанционным управлением, пульт на длинном проводе содержал в себе еще и батарейки, так что луноход был легок на подъем, весело перескакивал через тапки и генерировал радость на все свои восемь рублей пятьдесят копеек. Дорого, но красиво! Я и сам не удержался, порулил чуток. Да никто не удержался, кроме мамы. Мама даже пробками из ружья по игрушкам на ёлке стрелять не стала! Мамы, они вообще странные местами.
— Ты не в курсе, видимо, отец. Наша группа отыграла выступление на праздничном вечере в школе.
— Какая группа?
— Ансамбль «одноклассники». Так вот, чтоб мы не облажались по-полной, нужно было много репетировать, прямо очень много. Так что не до статьи было.
— Тут я тебя не поддержу, сын. Музыка это просто хобби, развлечение. А журналистика, как я понимаю, это твой взрослый выбор. Или нет? А если да, то нельзя заниматься игрушками в ущерб своему основному делу.
— Согласен. Но не ты ли любишь говорить про то, что всё, за что взялся, надо делать хорошо. Или не делать вовсе.
— Тоже верно. Ладно, так что, ты будешь свою статью править?
— Буду! Пометки я делал, когда вам читал.
— Уберешь совсем завиральные идеи?
— Нет. Разжую их вам, чтоб мысль донести. Пройдут годы, мою статью будут разыскивать в мировой информационной сети и показывать как величайший пример научного прогнозирования. Жуля Верна и не вспомнит никто.
— Который раз удивляюсь твоей беспримерной наглости. Гордыня в высшей степени.
— А без этого в журналистике нельзя. Сам себя не вознесёшь на пьедестал, никто тебя не заметит.
— Может быть, может быть. А не хочешь эту статью сначала в нашей «Знамёнке» опубликовать?
— Не, формат не тот у местной газеты. Они большие статьи печатают только за подписью товарища Брежнева. Им я что-нибудь другое напишу. Если ты уверен, что сможешь помочь с публикацией.
— Михаил, тут больше от тебя зависит, чем от меня. Если напишешь лабуду какую, то никто её не возьмёт, ты ж сам понимаешь.
— Пап, если я напишу лабуду, ты первый мне об этом скажешь и не пойдешь помогать.
— Это да. Хотя… вон ты что-то не больно с моим мнением считаешься по поводу этого твоего прогноза.
— Это другое! Тут всё правильно написано.
— Вот-вот, я о том же. Ты, конечно, уже взрослый, но вокруг еще более взрослые есть, которые лучше тебя знают, как устроен мир. Что может произойти, а что не может'.
Вот как объяснить этому человеку, что все их знания в одночасье не будут стоить вообще ничего? А никак. Остаётся просто жить и ждать того самого времени. А уже там помогать и подсказывать. Сейчас родители этого тщедушного тельца не примут мои советы ни под каким соусом. Как же — они взрослые и ответственные люди, мир вокруг них изучен досконально, все его законы и лазейки мироздания обнюханы и запомнены. И дважды-два всегда равняется четырём, если иного не скажет высшее партийное руководство. Погодите, придет время, когда курс дважды-два будет скакать как давление болельщика футбольного чемпионата.
— Мы покупаем или продаем?
— Шо вы такое спрашиваете? Конечно, покупаем по три тут же пускаем в продажу, пока четыре!
— А вдруг если пять?
— Ой-вей, тогда придержим до шести.
Местечковым акцентом обзаведется полстраны, и горе тем, кто не сможет его понять. «Я таки очень извиняюсь, но вас здесь уже не было» Хреновые мысли для первого января. Лучше я позвоню Ирочке, прогуляемся под ручку по снежку как взрослые люди.
2 января 1982 г
Что я знаю про 1982-й год? Если бы я был попаданцем, я бы однозначно вспомнил самое значительное событие —
