–Я должен связаться со штабом полка, подожди, пошлю вестового, штаб рядом.
–Ага, штаб полка доложит в штаб дивизии, те Чуйкову, Василий Иванович за речку будет кричать, а тем временем сраный немецкий гауптман, со своим батальоном, от вас мокрого места не оставит в этих домах. Заминируйте все вокруг, насколько можно, ведь мины есть? Вот. Тому берегу сообщите, что фрицев надо ждать не тут,– я указал в точку на карте, позиция у них, видите ли, пристреляна, а что, только по пристрелке стрелять можно? Смешно,– а вот здесь.
–Так здесь же не будет никого?– удивился Светлов.
–Именно! Вы, обложившись минами, заставите уже втянувшихся немцев уйти на другую улицу, а вот тогда…
–Твою мать, пацан, а ведь ты прав!– вновь неизвестный мне широкоплечий лейтеха.– Светлов, там у немцев поддержки из домов не будет, зажмем, главное, надо быстро работать, а то, как в прошлый раз, «лаптежников» вызовут, и будет нам грустно. Тут надо только отрезать удачно, даже в ущерб обороне на основной позиции, тогда выдавим их туда, куда нужно.
–Не надо маму вспоминать, товарищ лейтенант, она погибла,– серьезно заметил я, а все присутствующие переглянулись.
Идея была проста. Самое главное для меня, это чтобы фрицы в нее поверили, для этого и нужна простота. Я же не могу сообщить о минах, правильно? Откуда бы я узнал о них? То-то. А так доложу почти как есть, пусть фрицы проверяют, ничего не выйдет у них. Да и нет у них времени проверять, сроки горят, торопятся. Батальон в домах специалистов хоть и крепко сидит, но снабжение-то не по волшебству происходит. Им тоже нужно чем-то стрелять и, простите, что-то жрать. Командование гонит вперед войска, нужно расширять плацдарм и добивать врага как можно быстрее. Они даже не обращают внимания на малые группы наших войск, прячущиеся в домах, оставляют на потом. Надо этим воспользоваться и вывести их под удар «Катюш».
Я почти не вспоминаю, а уж думать и вовсе перестал о том, кем я стал в этом, новом для меня мире и времени. Будучи фактически мальчишкой, на равных общаюсь с опытными бойцами и командирами, даже наглея, даю советы. Тут даже не мой прошлый возраст сказывается, ведь тот я, из прошлой жизни равен многим здешним генералам по возрасту, а тот, кем меня сделали немцы. Вспоминая свой второй день в этом теле, вздрагиваю. Как сейчас вижу, здоровый мужик лезет к матери, пусть и не моей, а моего нового тела, а я не могу нажать курок, сил нет. Это сейчас, всего за год учебы в спецлагере немцев, могу убить человека десятком способов. Да, ударом кулака пока не смогу, но есть же и другие способы. Нож, например. Холодным оружием я владею лучше, чем большинство солдат обеих враждующих армий, ведь их этому специально не учат. Стрелять могу легко почти из всего, что стреляет, винтовка пока тяжеловата, конечно, но не весом, а отдачей, а так мне больше нравится пистолет. Вот и думай, мальчишка я или опытный звереныш? Терзали мысли, конечно, что вот попадется мне у наших какой-нибудь рьяный командир и заставит пойти к немцам, в ближайшее расположение с парой мин. Естественно, выполнять такое не стану, да и смысла в этом не вижу. Смешно думать, что я смогу рвануть какой-нибудь штаб, даже дойти не дадут. Немцы всегда обыскивают, хрен они просто так к себе пустят.
Общались с командирами мы почти два часа. Время катастрофически таяло, нужно было возвращаться. Мы подробно проработали все, что я должен сообщить немцам, я еще и от себя добавлю, как без этого. Уходил я напрямую, канализацией. Выйду сразу за зданием банка, там эта артерия жизни разбита частично, вот и вылезу. От провожатых отказался, немцы бдят за всем в округе, нельзя допустить такую дурацкую ошибку. Кстати, у меня для возвращения новая метка, уже с указанием конкретной воинской части, давешний гауптман подсуетился. Так что я даже относительно спокоен. Еще бы не стреляли вокруг, вообще была бы красота.
«Ух, ё!..»– только подумал, как буквально в нескольких метрах за спиной рванул снаряд. Хреново, видимо, корректировщики у врага не спят. Стреляли, конечно, не по мне, не станут немцы из-за одиночки артиллерию напрягать, но вот рвануло рядом. Я едва ли не полз последние метры. До развалин, прикрывающих меня от огня с обеих сторон, оставалось совсем немного, когда рвануло вновь. Это был минометный обстрел, мина летит и взрывается совсем по-другому. Уже падая, пытаясь перекатиться в сторону, заметил позиции наших бойцов. Черт возьми, забрался прямо в пекло, и ведь, что бесило, на карте, которую изучал только что, здесь не было наших позиций. Вот почему и требует Чуйков постоянных докладов с точными чертежами позиций. Откуда они тут взялись? То ли отступают откуда-то, то ли наоборот, решили рвануть куда-то, и их срисовали немецкие наблюдатели. Этот шустрый отряд, не знаю, какова его численность, может и все дело Светлову сорвать, и ведь ничего не сделаешь. Они залегли прямо между банком и домами специалистов, самое пекло, под перекрестным огнем. Удивляло правда, что из самих опорных пунктов почти не стреляли, обозначали свое присутствие, не более того.
Укрывшись сначала под стеной разрушенного дома, а затем и проникнув внутрь, я вдруг почувствовал, что стало как-то больно прижиматься спиной к стене, а по телу разливается боль, сильнее и сильнее с каждой секундой. Мгновенно всплыл в памяти момент разрыва мины, мой рывок… Стоп. Рванул я, как только почувствовал, что меня обжигает какая-то хрень. Потрогав спину, посмотрел на руки. Кровь, и немало, отлично, теперь я еще и раненый. Но лежать некогда, двигать надо. Сделав несколько движений руками, понимаю, что ноги неохотно слушаются, боль становится все сильнее, и я проваливаюсь в темноту. Скорее всего, это нервное, вроде боль не такая и сильная, но отключился.
–Эй, ты меня слышишь,– голос, доносившийся как сквозь вату, становился все отчетливее. Пока не отвечаю, голова как в бетономешалке. Трясут меня, что ли?
–Чертов русский! Нам нужна информация, его подобрали на подходе к нашим позициям, значит, он уже возвращался,– слышу нервную беседу, а перед глазами цветные круги и все двоится.– Сколько прошло времени, пока сообщили нам?
–Около двух часов. Понимаете, господин гауптман, если бы не наблюдательность одного из рядовых, его вообще бы не подобрали.
–Понимаю, но как его привести в чувство?– негодовал гауптман, я узнал голос. Второй неизвестен, да мало ли тут немцев.
–К-хе,– откашлялся я.
–Ну, ты слышишь меня, можешь говорить?– наклонился надо мной гауптман.
–Слышу, герр гауптман, не кричите, голова трещит…
–Контузия, плюс ранение,– заключил тот неизвестный, врач что ли?
–На интересующем вас участке не полк, батальон, один танк, но я видел, как его перегоняли в сторону переправы. Противотанк… к-хе, к-хе, к-хе,– я вновь закашлял,– орудий видел два, оба по улице, на прямой наводке.
–В бывшем банке еще наши?– голос Гауптмана смягчился.
–Так точно, сидят крепко, большевики их боятся. Но на той улице, которую вы указывали, минимум три станковых пулемета, простреливаемость хорошая, там опасно.– Мне нужно дать понять немцу, что идти нужно в другом месте, там, где их ждут мины и засада.
