— Ну, вот и вы такой же, как все! Знайте, сейчас это ничего не стоит, но настанет день, когда все будут говорить о тех двоих, начнут спорить друг с другом, рассуждая об особенностях их манер, плохо лишь то, что этот день настанет после их смерти. А вас, значит, интересует Ломье? Весьма недорого. Двадцать франков… Пятнадцать. Постойте, десять, чтобы доставить вам удовольствие!
— Деньги не проблема, я не торгуюсь, я просто… еще не решил.
— Ах вот в чем дело! Все еще не решил! Вот увидите, скоро музеи будут спорить за честь выставить эти картины, уверяю вас, мсье!
На бульваре Клиши, в этом царстве дансингов, кабаре и артистических кафе, Виктор остановился перед кабачком «Картофельные революционеры». Клошар, стоявший у входа, принялся объяснять ему, что заведение принадлежит одному оригиналу, который во время Коммуны был полковником, рассчитывая выклянчить несколько монеток.
— Скажите, «Бахус» — это вверх по улице Лепик?
— Вот уж тридцать лет хожу взад-вперед по этим местам, каждую пивнушку изучил, но про «Бахус» ничего не знаю, может, вам нужен «Бибулус»?
— Что?
— «Бибулус». Ах да, хозяин-то родом из Фландрии, он бельгиец, навроде короля Леопольда. Бибулус — так звали собаку в одной книге, и эта псина так любила пиво, ну настоящей пьянственной любовью. Еще надо вам сказать, тот, кто придумал эту историю, тоже был бельгийцем.
— «Тиль Уленшпигель».
— С этим парнем я не служил.
— Так книга называется. И далеко это бистро?
— Подниметесь по улице Лепик до улицы Толозе, повернете направо, увидите вывеску. Там невозможно ошибиться.
Проложенная по приказу Наполеона I, улица Лепик была названа в честь одного из генералов Империи. Она была шире, чем окружавшие ее извилистые переулки, и буквально содрогалась от гула фиакров и колясок, которые устало тянули на Монмартрский холм впряженные в них лошади. Миновав улицу Аббатис, Виктор прошел мимо новеньких высоких строений, подавлявших своей непорочной белизной двухэтажные лачуги, ветряные мельницы, жалкие кабачки с деревянными окнами. Венчая этот странный квартал, вдали вырисовывалась стройка. Это собор Сакре-Кёр, и возводить его начали еще четырнадцать лет назад.
«Бибулус», путь к которому указывала табличка с надписью «К поддатой собаке», оказался маленьким продымленным бистро с низким потолком, где вместо столов стояли бочки. Трактирщик, толстяк с кирпичного цвета лицом, ополаскивал стаканы за стойкой, что-то бурча себе под нос.
— Я друг Ломье, — сказал Виктор, — я…
— Внутрь и направо! — буркнул тот, не удостоив его взглядом.
Виктор прошел узкий, чем-то провонявший коридор, в конце которого обнаружилась дверь со стеклянным верхом. Прилипнув к тусклому, давно не мытому стеклу, он увидел длинную узкую комнату, заставленную мольбертами. Молодые люди, не меньше дюжины, прилежно рисовали. Совершенно голый мужчина, встав на козлы, позировал. Таша с веселым вниманием рассматривала натурщика. Какой-то волосатый и бородатый верзила подошел и, обняв за талию, стал шептать ей на ушко, а она беззаботно смеялась.
Плечи Виктора опустились. Да она просто распутная девка! Одна из тех, что спят с каждым встречным. В эту минуту он желал ее так сильно, что ему нестерпимо было видеть, как к ней подходили какие-то мужчины, что-то говорили, улыбаясь, и она улыбалась им в ответ. Виктор с удовольствием представил себе, какую трепку он мог бы задать тому верзиле, что посматривал на нее с видом собственника.
Выбежав из бистро, он пришел в себя, только оказавшись на тротуаре. «Да пошла она к дьяволу!» Кровь бросилась ему в голову, он шел очень быстро, почти бежал, дыхание вырывалось с тяжелым хрипом. В глубине души он понимал, что она над ним смеялась. Но вот незадача — он ее хотел. «В восемь вечера, в Кафе искусств…»
Сам того не желая, он вышел на улицу Клозель, и ноги сами принесли его в лавку торговца красками. Тот мирно беседовал с парочкой мазил.
— Я покупаю у вас Ломье! — сказал Виктор. — Вот двадцать франков.
— Но он того не стоит. Я не хочу вас обманывать.
— Стоит. Берите!
— Вы уверены, что не предпочтете Ван Гога?
— Так вы мне упакуете ее?
Торговец пожал плечами и взял старую газету.
— До скорого, папаша Танги, увидимся! — уходя, попрощались молодые люди.
Виктор взял у торговца картину и тоже направился к выходу.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Вторник 28 июня, вечер
Когда Виктор пришел на выставку, день уже подходил к концу. Пушечный выстрел, донесшийся со второй платформы башни, заставил всех поднять головы, так что он чуть не столкнулся нос к носу с лоточницей, торговавшей пирожками, сардельками и свежезажаренной селедкой. Взглянул на часы: 17.45 — надо убить еще два часа. Он ушел оттуда, спрашивая у себя, где это, черт возьми, ее научили так отвратительно жарить рыбу. В пещере троглодитов, не иначе.
Он продрался сквозь лес пилонов и громоздящихся построек. Поток посетителей, уходивших домой, двигался навстречу толпе зевак, пришедших на ночное празднество. Все сплошь с корзинками, набитыми едой, они заполонили павильон Истории жилища, расселись на античных ступеньках, развернули свои свертки с провизией. А пассажиры миниатюрных поездов в Декавиль, проносившихся мимо, приветствовали их неприличными жестами.
Виктор вновь поднялся на башню, но нижние этажи тоже были заняты любителями пикников, штурмовавших первые ступени лестниц. Прибежищем ему послужил павильон Прессы. На втором этаже здесь была библиотека, состоявшая из двух залов, первый для иностранных корреспондентов, второй — для французских. Кресло раскрыло ему объятия, и он чуть было не сел в него, как вдруг заметил Антонена Клюзеля, погруженного в чтение энциклопедии. Виктор мгновенно принял решение и, стремительно спустившись на первый этаж и пройдя через холл с телефонными аппаратами, оказался в битком набитом ресторане. Отовсюду слышались болтовня и смех, оркестр играл бравурную музыку, кажется, Оффенбаха. Подошел метрдотель:
— Вы журналист, мсье?
Виктор покачал головой.
— Сожалею, мсье, этот ресторан зарезервирован для представителей прессы и сопровождающих лиц.
— Виктор! И ты здесь!
Мариус Бонне и Эдокси Аллар как раз подошли из гардероба. Она приглаживала свои черные волосы и смотрела ему прямо в глаза, сложив губки трубочкой.
— Жорж, — сказал метрдотелю Мариус, — я бы хотел поужинать подальше от оркестра.
— Ничего нет проще, мсье Бонне, не угодно ли последовать за мной?
Он подвел их к столику в сторонке и встал, ожидая одобрения Мариуса.
— Превосходно, Жорж, превосходно!
— Вы оказываете нам честь, мсье Бонне, я покупаю вашу газету и разделяю ваши мнения. Сейчас у всех такой интерес к ходу полицейского расследования, ведь эти покойники — дурная реклама для выставки.
