мне было не о чем.
— Те — етя! — воскликнул детский голосок в паре метров от меня, а одновременно с этим мне в ногу ударился разноцветный мячик.
Я подняла взгляд и увидела девчушку лет двух, которая смотрела на меня, улыбаясь во все свои крохотные беленькие зубки.
— Тетя! — требовательно воскликнула она, указав на мячик.
Я взяла тот и осторожно катнула к девочке. Она радостно рассмеялась и захлопала в ладоши. Я не удержалась от ответной улыбки. Которая померкла, как только я поняла, с кем именно гуляет в сквере эта малышка.
— Сашенька… — охнула моя бывшая свекровь, приостановившись неподалеку.
Я тут же поднялась со скамейки и сделала шаг в сторону. Это было инстинктивное движение, но я действительно поймала себя на том, что мне хочется сбежать.
— Саша… извини, что помешали. Мы тут с Софочкой гуляем… — продолжила бывшая свекровь.
Что я могла на это ответить? Да ничего. Разговаривать с Елизаветой Николаевной — последнее, чего мне сейчас желалось.
— Все в порядке, — буркнула я, и направилась быстрым шагом прочь от них обеих.
— Саша… Я хотела попросить прощения за то, что была к тебе несправедлива! — окликнула меня Елизавета Николаевна.
Я приостановилась — снова инстинктивно.
— Саша… Игорь так никого и не встретил, — донесся до меня голос свекрови, в котором сквозила искренняя надежда.
Она по-настоящему верила в том, что эта информация мне будет хоть отчасти интересна.
— Прощайте, Елизавета Николаевна, — обернувшись, ответила я свекрови. — И спасибо за то, что повели себя именно так пару лет назад. Вы помогли мне обрести свободу…
Окинув взглядом мать Игоря и застывшую с мячиком Соню, я продолжила свой путь. У меня было важное дело — сообщить Владу о том, что он станет отцом, а потом…
Потом просто жить полной жизнью.
Семь лет спустя
— Почему я вообще должен идти в школу? — с возмущением спросил наш с мужем сын Глеб, который очень нехотя поднялся сегодня из кровати, ведь уже привык летом спать подольше.
— Для того, чтобы стать пожарным, как твой папа, тебе нужно хорошо учиться, — сообщила я сыну и прислушалась, не проснулась ли наша крошка-дочь.
Она родилась три месяца назад, и теперь наша с Янковским ячейка общества была укомплектована, что называется, по полной.
— Но папа уже учил меня разному! — уминая овсянку, запротестовал Глеб, как делал это во время подобных разговоров постоянно.
— И папа же сказал тебе, что сначала школа, а потом институт! — с нажимом сказала я, глядя на часы.
Влад, его родители, а также Настя с семьей и мои мама с папой вот-вот должны были прибыть к нам, чтобы проводить сегодня Глеба в школу. Идти он учиться очень не желал, но не потому, что был ленивым или не способным к образованию. Просто наш с Владом сын получился очень самоуверенным, а когда Янковский привез его в свою часть, где обучил Глеба обращаться с огнетушителем и противогазом, и вовсе решил, что математику и русский язык для будущей жизни ему изучать не обязательно.
— Сказал, — вздохнул он, выпив какао. — Ведь я же тоже хочу стать начальником!
— Вот именно. — Я взъерошила волосы на макушке сына рукой и скомандовала: — Иди за ранцем, начальник. Вон бабушки-дедушки и папа приехали…
Он умчался к себе, а я, вытерев руки, пошла в детскую, чтобы переложить дочь в автолюльку и отправляться в школу.
Выйдя из дома, осторожно передала ее на руки Владу, который тут же всмотрелся в личико нашей Даши светящимся любовью взглядом, и, когда все собрались вместе, попросила:
— Давайте я сделаю фото на память.
Через пару минут, мои самые близкие и дорогие люди расположились напротив нашего с мужем дома за городом, где мы жили и были счастливы. Впереди всех, совершенно довольный происходящим и уже, кажется, забывший о том, что совсем недавно не хотел в школу, стоял Глеб с букетом гладиолусов.
Я сделала фото и, отступив, окинула свою семью взглядом, в котором сквозила любовь.
В этих самых драгоценных людях была вся я. В них жило мое сердце, способное любить так, как никогда до этого.
Оно не разбилось, несмотря на все то, что я испытала в прошлом. И сейчас, став еще больше и сильнее, вместило столько чувств, что от них сами по себе на глазах появлялись слезы.
— Люблю вас, — тихо сказала своей семье.
На что они хором откликнулись:
— И мы тебя любим, Сашуля!
