смеюсь в ответ. Сажусь в кровати, и мы вместе раздеваем сначала меня, а потом его. — Чё так холодно?
— Не знаю, может с отоплением что-то случилась, — пожимаю я плечами и снова юркаю под одеяло, утягивая соблазнительного мужчину за собой.
В комнате ужасно холодно, поэтому одеяло нам совершенно не мешает. Хотя нет, немного все же… потому что, вдруг он ныряет под одеяло, и я не могу увидеть, что он там делает. Только почувствовать и проследить по ощущениям маршрут его уже горячих губ. Но оттого, что я не вижу его действий, кровь быстрее начинает бежать в моих венах и дыхание сбивается от предвкушения, когда я ощущаю прикосновения его губ в нескольких сантиметрах от… Ох-х-х…
Я приподнимаю край одеяла, но вижу только светлую шевелюру между своими бедрами. Дрожь предвкушения пробегает по моему телу, сотрясая его мелкой дрожью. Еще не почувствовав прикосновений к своим нежным складкам, мне уже хочется откинуться на подушках и закричать от предчувствия наслаждения.
Я опускаю пушистое одеяло, дабы не потревожить того чуда, что сейчас должно произойти, если он решится прикоснуться губами самого нежного места. Лицо начинает пылать, я откидываю голову назад, впиваюсь зубами в свою нижнюю губу и испускаю негромкий нетерпеливый стон…
Но мои ожидания напрасны. Ничего не происходит, и я снова приподнимаю край одеяла. Вдруг он там сознание потерял от нехватки воздуха?!
— Эй… ты там живой?
— Бля… я должен это увидеть! — доносится глухо мне в ответ, и я прыскаю со смеху.
— Фонарик? — предлагаю вполне серьёзно. Потому что лишиться тепла пухового одеяла жутко не хочется в такую холодрыгу.
— На хрен фонарик, — рычит он и, сдергивая с нас одеяло, бросает его на пол. — Со мной не замерзнешь!
Холодный воздух тут же обволакивает меня, заставляя содрогнуться от неприятного ощущения. Но я молчу, спорить с мужчиной, занятым таким делом, себе дороже.
Мне всегда хотелось узнать, что же происходит, когда твоих чувствительных местечек касаются твердые мужские губы или проворный язык. Дроздов за два года ни разу не спустился в ласках ниже моего пупка, вернее ниже бусинки, которая торчала в нем. Поиграет блестящей безделушкой и снова поднимается к груди.
Я не раз намекала ему, что ниже есть еще одна волшебная бусинка, которая жаждет прикосновения его влажного и теплого языка. Но он сразу смотрел на меня так, будто я предлагала ему съесть волосатую гусеницу, которую он терпеть не может. Ну и ладно. Я тоже так на него смотрела в ответ на намеки приласкать его член. Ласки должны быть взаимными, или я не права?
Глава 29
Артем
Сердце колотится об ребра, отдаваясь в ушах чечеткой, но мне не до этого. Я сегодня решил побаловать пломбирчика, а заодно и себя. Думал уже всё, не простит, что возился с этой лживой сучкой, со Златой. Но я увидел кровь на ее платье и во мне сразу проснулся доктор. Чтоб его… Скорее врач нужен всем, кто подходит к этой змее ближе, чем на метр. А Настя даже скандалить не стала, просто потянулась ко мне в поисках ласки.
Я скидываю одеяло, но тут же жалею об этом. Замерзнет моя девочка. Приподнимаюсь и наблюдаю, как моментально ее кожа покрывается мелкими пупырышками от холода, соски сразу заостряются, становятся аппетитными и желанными.
Я хочу их вобрать в рот, ощутить нежный аромат девичьего тела, терзать их, кусать так, чтобы Настена кричала в исступлении и царапала мою спину. Хочу ее губы, приоткрытые в предвкушении… хочу ее язык, который обводит сейчас нижнюю губу. Почему я не могу быть сразу везде?
Не удержавшись, оставляю позицию между бедер моей сладкой Настенки и припадаю к её губам, играю ее языком и замираю от прилива острого желания. Если сейчас не справлюсь с ним, то кончу прямо ей на живот, не добравшись до десерта, который так и манит меня сочными розовыми складками.
Бля, дожился! От нескольких прикосновений к соблазнительным губам у меня башню сносит… Судорожно вздохнув, заглянул в глаза цвета моря и увидел в них… что? Разочарование? Скромное ожидание? Улыбка смягчает ее взгляд, но я понимаю, чего хочет мой пломбирчик. И я хочу этого.
Впиваюсь в пульсирующую жилку на шее девушки, втягивая носом притягательный аромат чистой кожи с примесью фруктов. Прохожусь языком по впадинкам над ключицами, подгоняя и так уже беспокойное ее сердце. Она не может лежать спокойно, цепляется тонкими пальчиками за атласную ткань.
Подается вперед, будто предлагая насладиться упругой девичьей грудью. Вбираю в рот один сосок, с наслаждением втягиваю вкусную твердую вершинку и обвожу ее языком, прикусываю, с диким удовольствием слышу невольный стон и накидываюсь на другой сосок. Настя выгибается, выдавая свое желание. Давай девочка, возбуждайся, порадуй меня!
Длинные женские пальцы бросаю борьбу с простыней, и впиваются в мои плечи, неосознанно перебираются на шею, притягивая меня ближе к теплому податливому телу. Стройные ноги работают в унисон с руками, обвивая мою поясницу и вынуждая тем самым войти в жаждущую уже плоть. Член стоит колом, только стоит немного податься вперед и… Ну нет, у меня другие планы!
Отстраняюсь и смотрю в лицо Насти. Голова откинута назад, ресницы трепещут на прикрытых веках. И дыхание прерывисто, вырывается из горла тихими стонами… да-а-а… Румянец гуляет по щекам, спускаясь на изящную шейку. Разогревается моя девочка…
Она открывает глаза и удивленно смотрит на меня, когда я снова спускаюсь к нежному плоскому животику. Ее пальчики отпускают мою шею и снова вцепляются в простыню. Мне даже смешно, она будто боится потерять связь с землей, точку опоры, поэтому пытается укрепиться на кровати. Но я все сделаю, чтобы ты улетела, мой вкусный пломбирчик…
Задеваю языком блестящую бусину во впадине пупка и наблюдаю, как вздрагивают мышцы на животе девушки. Мне нравится дразнить ее, нравится реакция моей крошки на прикосновения. А ведь недавно она уверяла, что ненавидит секс.
И меня прямо гордость распирает, когда вижу, как она выгибается в экстазе или стонет, не в силах сдерживать эмоции. Моя девочка! Моя!
Развожу ее колени в стороны. Вот оно — искушение! Чувствую ее пряный аромат, и у меня буквально рвет крышу от вожделения. Сочная и сладкая… моя… Со стоном приникаю ртом к ее розовым складкам, не в силах сдержать себя.
С первым же прикосновением моих губ тишину комнаты раскалывает тонкий женский вскрик. Он чист по своей природе, ни грамма фальши. Эта особенность тешит мою гордыню, и я едва сдерживаюсь, чтобы не впиться зубами в дурманящую плоть,
