Когда несколько бойцов вышли на опушку (другие дальше пошли), они увидели вполне мирную картинку: разбитый лагерь, мотоцикл чёрный стоит, костерок горит, на нём котелок подвешен, рядом лежанка, и я на ней босой, сапог еле снял, сил не хватало после кровопотери. На ноге повязка и закатанная окровавленная штанина – это так, будни войны. Ко мне подошли пять красноармейцев и старший сержант.
– Кто таков? Что тут делаешь? Где ранение получил? – зачастил он.
– Максим Гусаров, еду в Москву, раз Минск захватили. Обстреляли меня сегодня тут, недалеко.
– Да? – заинтересовался сержант, изучая мой паспорт и документы на мотоцикл. Отправив бойца за начальством, он присел рядом. Я как раз щепотку заварки в котелок бросил, чаю захотелось. – Расскажи, как ранили?
– Да странно всё было. Еду, никого не трогаю. На холм поднялся, внизу увидел пост, начал спускаться, и тут меня наш танк обогнал. Перепугал, надо сказать, я его не слышал. Бойцы с поста начали спешно грузиться в машины, ещё несколько человек поднялись с земли, я и не видел, где они лежали. Обе полуторки с места тронулись, а тут зенитка, и ручной пулемёт ударил из кузовов по танку. А попали по мне, как палкой со всей дури по ноге. Чудом мотоцикл не задели. Я дальше плохо помню, боль жуткая была. Танк остановился и из пушки выстрелил, одна машина аж кувырком пошла, и потом ещё из пулемёта стрелял по обеим. А после дальше покатил.
– Не остановился?
– Нет, сразу уехал.
– Куда?
– Да куда-то в эту сторону, к лесу. Я сапог срезал, портянку размотал – рана страшная. Наложил жгут и до разбитой машины доехал. Там убитые бойцы НКВД были, у одного индивидуальный пакет нашёл, вот повязку и наложил. Сам раньше не озаботился.
– Да, бинт немецкий, – подтвердил сержант. А то я не видел, как он на него косится. – Потом что?
– Трудно было, но доехал до леса, сил едва хватило. Устроился тут и разбил лагерь. Сложно на одной ноге прыгать, но справился. После уснул, проснулся от жажды, решил чаю горячего попить, а тут вы. Кстати, чай готов, доставайте кружки, на всех хватит.
– А что за танк был? – спросил сержант.
– Т-двадцать восемь. Трёхбашенный. Вроде экранированный.
– Ты говорил, один пулемёт работал. Это точно?
– Да, точно, – подтвердил я, разливая чай.
Вскоре под приближающийся рёв мотора показался нос полуторки, которая двигалась вдоль берега речушки: тут было метров двести до дороги, скрытой кустарником. Подъехав, машина остановилась, двигатель заглох, из кузова вылезли три бойца НКВД, а из кабины вышел лейтенант госбезопасности и, не закрывая двери, направился ко мне. Мы как раз чай пили. Бойцы и сержант вскочили, вытягиваясь, лейтенант махнул рукой, отпуская их, после чего уже сам внимательно и вдумчиво меня расспросил. Изучив мои документы, он поинтересовался, нет ли у меня оружия.
– Всё, что найдёте, ваше, – сделал я широкий жест рукой.
Видимо, это было для них как разрешение: мотоцикл и поклажу мигом тщательно осмотрели, но ничего не нашли. Потом лейтенант сказал:
– Очевидно, это наш танк, шёл из рембата, заблудился – иначе я не могу объяснить, как он там оказался. Видимо, обнаружил немецких диверсантов, которых мы давно ищем, и атаковал. Экипаж неполный, возможно, два человека. После этого танк проследовал к месту стоянки захваченной техники… Хм, там следы бронемашины теряются. – Взглянув на меня, он добавил: – Теперь хотя бы стало ясно, кому принадлежат тот разорванный окровавленный сапог и портянка.
Закончив записывать мои показания, мне дали расписаться, в который уже раз уточнив, что танк был без номера, только звезда, свежеокрашенный, а это значит, что точно из рембата шёл, после чего предложили отвезти до ближайшей больницы. Не в госпиталь, а в больницу, как гражданского. Отказываться я не стал, это было бы подозрительно. Оказалось, что эта районная больница просто ближе, чем ближайший армейский госпиталь или медсанбат. Вещи мои собрали, помогли сесть в люльку, раненую ногу я наружу выставил, и мы покатили к больнице. Мы – это я и один боец, остальные на полуторке куда-то в другое место укатили.
Когда мы, проехав километров семь, въехали в село, уже окончательно стемнело, но жизнь здесь ещё не замерла. Несколько мальчишек со свистом преследовали нас, двигаясь бегом позади мотоцикла, в свет фары попались несколько местных жителей и милиционер. Было немало беженцев, они спали у заборов, скарб был при них. Мы подъехали к больнице, похожей на бывшую дворянскую усадьбу. Здесь народу тоже хватало, многие лежали на матрасах под деревьями в саду, а врачи и медсёстры обходили их, кого-то уносили на процедуры.
– Пострадавшие от налётов вражеской авиации, – пояснил боец в ответ на мой вопросительный взгляд.
Мы въехали на территорию через открытые ворота. Здесь была небольшая стоянка, на которой разгружались два армейских ЗИС-5 и стоял санитарный автобус с полуразобранным мотором, без какого-либо намёка на скорый ремонт. Боец, доставивший меня, быстрым шагом ушёл, я же, убедившись, что нахожусь в тёмном месте, покинул коляску, прихватив вещмешок, и убрал мотоцикл в Хранилище. А то чую, ему быстро ноги сделают. Когда я допрыгал до борта ближайшего ЗИС-а, кузов которого уже освободили от раненых, как раз вернулся боец НКВД, привёл двух санитаров с носилками. Меня погрузили и понесли к больнице.
– А где мотоцикл? – осматриваясь, спросил боец.
– Я попросил местного жителя его забрать. Вернёт, когда вылечусь. А то быстро уведут.
– Ясно. Ну, бывай.
Он развернулся и ушёл в темноту, я провожал его Взором. А меня санитары занесли в здание и положили в очередь на перевязку. Уставшие до не могу врачи всё ещё работали, но очередь двигалась медленно. Носилки забрали, посадив меня на стул в коридоре, вот так я и дожидался своей очереди. Медсестре, которая меня регистрировала, пришлось дважды напоминать, чтобы паспорт вернула: тоже уставшая была.
А боец ушёл недалеко, метров на сто, и вошёл в здание: видимо, там их служба располагалась. Чуть позже и знакомая полуторка туда же подъехала. Лейтенант вышел, пообщался с подчинёнными и направился к больнице. Мне как раз делали перевязку, врач ещё рану чистил, найдя там обрывки ниток от портянки. Ох я и поорал: на живую драли, бинт даже не смочили. Почистив, наложили новый и вынесли в сад, положив на комкастый матрас. Уже в саду я наблюдал Взором, как лейтенант пообщался с врачом, который мной занимался, и ушёл. Видимо, проверял. Ну а я воспользовался Исцелением и, снова потратив весь заряд, практически залечил рану, остались лишь небольшие кожные повреждения. Вскоре после этого я вырубился, подложив вещмешок под голову.
Утром, когда меня разбудили, вокруг бегали санитарки и несколько женщин в обычных платьях – видимо, помощницы из беженцев. Мне дали попить воды. Задерживаться в больнице я не хотел. Народу тут много, больница переполнена, так что, думаю, главврач будет не против моего отъезда. Да-да, я хочу получить справку о ранении и уехать на своём мотоцикле. Нечего тут койку занимать, она кому-нибудь другому пригодится.
