— Чего вы от меня хотите? — спросил заключенный. Потом он повторил это еще раз, чуть не плача.
Хани продолжал молчать.
Прошло несколько минут. Заключенный затравленно глядел на Хани. По его щекам катились слезы. Потом он сглотнул, чтобы подавить свои всхлипывания.
— Чего вы хотите? — взмолился он.
Хани наконец-то решил ответить:
— Скажи мне, Зияд, зачем ты убил Мустафу Карами?
Он произнес это тихо и мягко. Из коридора продолжали доноситься непрекращающиеся крики.
— Потому что он предатель, — ответил заключенный. — Потому что он предатель. Потому что он предатель.
Хани молчал. Тишина в камере нарастала и давила, как вода, которая сдавливает голову ныряльщика, когда он погрузится слишком глубоко. Спустя минут десять Зияд совсем отчаялся и заговорил снова:
— Пожалуйста. Это правда. Мустафа Карами был предателем.
— Но, Зияд, откуда ты знаешь, что Мустафа был предателем? — спросил Хани почти что насмешливо.
— Вы меня разыгрываете. Вы сами знаете!
— Это не розыгрыш. Скажи.
— Потому, что он работал на американцев. Он был предателем, работал на американцев.
Хани помолчал, записывая его слова.
— А почему ты уверен в этом? — спросил он своим обволакивающим голосом, из которого нельзя было вырваться, как из сна.
— Вы знаете ответ. Знаете, знаете.
— Конечно, знаю, но хочу услышать это от тебя. Ты важный человек. Я должен услышать ответ от искреннего человека, которого я уважаю. Такого, как ты.
— Спасибо, сиди. Мы уверены в том, что он предатель, поскольку он был на связи с их человеком, Хуссейном Амари. Который работает на американцев, в Индонезии. Вот так мы и узнали, что Карами работал на американцев.
— Да, американцев, — повторил Хани. Его глаза сузились от ярости. — Но откуда вы узнали?
— Мы узнали, что Карами вышел на связь с Амари. Сначала все было наоборот. Амари позвонил Карами. Карами даже спросил нас об этом. Кто этот Хуссейн Амари? Зачем он мне позвонил? Но потом мы узнали, что Карами вышел на связь с Амари. Он хотел помочь Амари отправиться в Европу, чтобы встретиться с кем-нибудь из нас. Он спрашивал о ком-то по имени Сулейман. Вот тогда мы и поняли, что вы и американцы пытаетесь внедрить его в нашу сеть. Это был ваш план. Вы хотели использовать Карами, чтобы кто-то получил доступ к нашим тайнам, самым важным. Мы поняли, что нельзя доверять Карами. Что он работает на американцев. И на вас.
Хани поглядел на заключенного. Феррис видел, насколько он напряжен и старается держать себя в руках.
— А почему же вы не убили Амари? — спросил Хани.
— Мы пытались, но не смогли найти его. Он исчез. Американцы умные. Они спрятали его. Они очень умные, эти американцы. Но они — слуги шайтана, и Аллах покарает их.
Хани посмотрел на зеркальное стекло, туда, где, как он знал, сидит Феррис.
— Да, — спокойно сказал он. — Американцы очень умны.
Затем он встал со стула и вышел из комнаты. В его походке была скрытая угроза, как у профессионального боксера, идущего к рингу.
Он открыл дверь и вошел в отделение для наблюдателей, где сидел Феррис. Может, он пристрелит меня прямо здесь, подумал Феррис. Но Хани стоял со сжатыми кулаками. Не для того, чтобы причинить ему вред, а чтобы сдержать эмоции.
— Я больше и слышать вас не желаю, — сказал он слегка дрожащим голосом. — У нас был хороший и тщательно разработанный план относительно Карами. Он был бы отличным информатором и для нас, и для вас. Возможно, он даже дал бы нам возможность проникнуть туда, куда мы стремимся. А теперь мы потеряли его, из-за вашей лжи и глупости.
Он глянул на Ферриса, все еще не отойдя от шока. Как эти американцы могут быть столь тупы? Он покачал головой. Хватит. Развернувшись к двери, он вдруг остановился и снова посмотрел на Ферриса:
— Я знаю, что вы делаете. На арабском это называется такия. Со времен Пророка. Ложь, необходимая, чтобы защитить себя от неверных. Они же неверные, поэтому им можно лгать, если это необходимо. Именно это и сделали ты и Эд Хофман по отношению ко мне, со всеми вашими уловками. Такия. Но вы очень сильно ошиблись.
— Мне очень жаль, — сказал Феррис.
— Ни слова больше, мистер Феррис. Если вы скажете мне еще хоть слово, я вас убью.
Хани снова развернулся к двери и вышел, оставив Ферриса одного в этой мерзкой преисподней в глубинах горы.
Глядя сквозь зеркальное стекло, Феррис видел, как конвоиры отвязали заключенного Зияда от стула и увели его. Теперь, когда он сломался, они используют его по полной. Все контакты, которые когда-либо у него были, вплоть до каждого горшка, на который он когда-либо садился. Но американцы уже ничего не узнают об этом.
Феррис ждал. Интересно, придет за ним кто-нибудь или он так и останется здесь, став еще одной человеческой развалиной, гниющей в этих подземельях? Через некоторое время за ним пришли двое солдат. Те же, которые сопровождали его, когда он только приехал. Они повели его другой дорогой, по грязным и плохо освещенным коридорам, воняющим дерьмом. Из камер доносились крики. Крики боли или крики людей, столь долго здесь находящихся, что это свело их с ума.
Наконец они дошли до старого лифта с распашными дверьми, большого, в который, казалось, можно загнать отару овец. Лифт для заключенных, понял Феррис. Пахнущий мочой людей, обгадившихся от страха, когда они спускались в обитель мертвецов.
Лифт медленно поехал вверх, лязгая. Охранники открыли дверь, и Феррис снова увидел перед собой грязь и хлам, смрад тюрьмы и редкие лица людей в мертвенном люминесцентном свете. Его подвели к двери, закрытой на засов. Заключенный принялся о чем-то умолять Ферриса, думая, что это иностранец, который сможет спасти его. Охранники открыли дверь и толкнули Ферриса наружу. На город уже спустилась ночь, черная, безлунная.
Джип Ферриса стоял на другой стороне дороги. Включая зажигание, он был почти готов к тому, что машина взорвется. Нет, это не в стиле Хани. Феррис поехал в посольство. Приехав, он отправил Хофману сообщение по специальному каналу связи, а затем, спустя час, быстро переговорил с начальником отдела по спутниковому телефону. Хофман был разочарован, но каяться явно не собирался.
На следующее утро Феррис отправился в Вашингтон. По дороге в аэропорт он заехал к Алисе, разбудив ее. По его виду она сразу поняла, что произошло что-то ужасное.
— Что случилось, дорогой? — спросила она. Алиса впервые так назвала Ферриса.
— Неприятности по работе. Они хотят, чтобы я слетал домой и поговорил с людьми из Госдепартамента.
— У тебя неприятности? Ведь случилось что-то ужасное, так? Я это чувствую.
Он посмотрел на пряди волос соломенного цвета, свисающие поверх ее сонного лица.
