На всякий случай вооружилась настольной лампой и сижу. Выжидаю.
Если честно, мне безумно страшно. За себя. За Кондратьева. За его жизнь. Зуб на зуб не попадает, и внутри скручивается клубок из змей. В каждом звуке мерещатся шаги убийцы.
Он за спиной. Совсем близко. Дышит тебе в спину.
Но я храбрюсь, даже пытаюсь отвлечься и иронизировать.
Мол, такой запоминающей встречи у Димы точно не было.
«А вас когда-нибудь пыряли ножом на свидании? Во-о-от, а меня пыряли».
Ну и всё в таком духе.
Хотя на глаза наворачиваются слезы.
Как он там?..
Наконец, входят полицейские. Тоже вдвоем, но такие скучающие, будто у них в квеструмах ежедневно кого-то убивают. Они допрашивают меня, просят показать место преступления, ведут по комнатам и всё тщательно фиксируют. Спрашивают про администратора, который куда-то задевался.
Но особого энтузиазма в их допросах нет.
Я привыкла, что в фильмах появляется толпа криминалистов и прочих важных людей. Фотовспышки, выкрики, ругань. А тут двое мужчин в возрасте, да ещё и периодически зевающих.
Мы же затоптали все следы!
– У Дмитрия были враги? – уточняет толстенький, похожий на колобка защитник правопорядка, когда мы возвращаемся к камерам хранения.
– Нет, – мотаю головой, а сама понимаю, что не знаю.
Вдруг это какой-нибудь недовольный клиент, которого Кондратьев плохо сфотографировал? Или снимки вовремя не вернул? Или вместо двухсот штук прислал всего двадцать, да и те – криво обработанные?
Васнецова! Приди в себя. Не время для ехидства.
Наверное, это защитная реакция, потому что именно сейчас в голову лезут всякие дурацкие мысли.
Какие угодно, кроме той, что врачи сейчас борются за жизнь Димы…
Если ещё не проиграли в этой схватке…
– Ему кто-нибудь звонил за это время? – донимает второй полицейский, усатый и лысеющий.
– Нет… не знаю. Мы сдали телефоны в камеру хранения.
Дрожащими руками открываю шкафчик (тот даже не заперт на замок) и вываливаю наружу его содержимое. Ключи, документы, кошелек. А вот и телефон.
Одно непрочитанное сообщение.
Димон, будь осторожен, я узнал, что Суханов под тебя копает. Есть еще кое-что… Срочно позвони
Я застываю как вкопанная, и телефон чуть не выпадает из озябших пальцев. Суханов…
Вова?..
– Вам известно, кто такой этот Суханов?
– Это… мой… бывший жених.
* * *
Полицейские переглядываются, кивают очень сосредоточенно, но больше не задают никаких вопросов. Как будто им всё очевидно.
Бред какой-то! Не думают же они, что Вова хотел убить Диму?
Не может же такого быть, чтобы спокойный как слон, рассудительный Вова безжалостно ударил ножом в живот человека только из-за того, что тот увел его девушку?
Что я вообще знаю про Вову? О его знакомствах или связах? Мог ли он нанять кого-то, чтобы устранить конкурента? Да ещё так жестоко?
Да ничего я про него не знаю! Стыдно признавать, но меня никогда не интересовал Вова как человек. Я строила из себя принцессу, которая делает одолжение, встречаясь, общаясь, выходя замуж – и совсем не интересовалась мужчиной, с которым собралась провести остаток жизни.
Кошмар!
Полицейские задают ещё несколько вопросов, но видно, что они уже нашли виновного и мысленного посадили его за решетку. Даже мобильник не забирают в качестве вещественного доказательства, только просят номер телефона, с которого написано сообщение. Данные Вовы тоже тщательно фиксируют.
Я перебираю в голове воспоминания точно кинокадры, и последним появляются лица двух медиков, которые приехали подозрительно быстро и увезли Диму, не спросив и слова.
– А вдруг это была не скорая… – вдруг доходит до меня. – Мне даже в голову не пришло попросить какие-нибудь удостоверения…
– Где была не скорая? – непонимающе переспрашивает усатый полицейский.
– Люди, которые забрали Диму, – мои руки ходят ходуном, так страшно становится домыслить. – Если Вова подстроил всё это, что ему мешало увезти Диму… куда-нибудь… не в больницу. Вы должны убедиться, что он там!
– Девушка, успокойтесь, – вздыхает «колобок». – Вы домысливаете нереальное. Это жизнь, а не кинофильм, чтоб тут скорая была подставная. Вы же звонили по 112? Да? Ну, вот, оператор точно направил в ваш адрес скорую помощь.
– А если…
– Знаете что? Езжайте в больницу сами. Если не найдете там Дмитрия Сергеевича, то звоните мне. – Он записывает на вырванном из блокнота листке номер телефона и всучивает его мне. – Всё понятно?
– Д-да…
– И будьте готовы прийти в участок для дачи показаний, – добавляет усач, но ответа уже не дожидается, ибо разворачивается и уходит.
А я уже вызываю такси и кричу оператору, что готова заплатить сколько угодно денег, если водитель поторопится.
Только бы мои опасения оказались беспочвенными…
* * *
Медсестра в приемном отделении смотрит на меня круглыми глазами. Я, запинаясь, рассказываю, что пришла навестить Кондратьева Дмитрия, ибо сомневаюсь в его защищенности. Вываливаю перед ней купюры и добавляю:
– Готова платить, чтобы меня пустили к нему!
– Э-э-э, – она скребет в затылке. – Тут такое дело, мы вас и без денег пустим. Я вижу его карточку. Сейчас он лежит в общей палате, приходит в себя. Вы попали в часы приема. С чего вас не пускать?
– А у вас нет запрета на посещения? – я выдыхаю от облегчения.
Она смотрит влево, вправо, а затем неуверенно дергает плечами.
– Мне о таком никто не говорил. Тетя Зоя, проведите эту нервную девушку в хирургическое отделение, а то она насмотрелась сериалов и опасается, что кого-то убивают, – и добавляет, обращаясь ко мне: – Не хотите успокаивающий укольчик?
Мотаю головой.
Вместе с юркой тетей Зоей мы поднимаемся на второй этаж и оказываемся в полупустой палате на шестерых. На койке у окна лежит перевязанный с ног до головы дед, читающий газету. У двери спит мужчина. Ну и на центральной койке слева вижу Диму.
Живой, даже лицо немного порозовело. Уже не так хочется взять да закопать, чтоб не мучился.
– Вот ваш ясный сокол, – тетя Зоя щурится под очками с толстыми линзами и подходит к койке Димы. – Лежит себе, отсыпается. Его зашили хорошенько, теперь вот капают… – она присматривается к капельнице и произносит задумчиво: – Хм, а что ему капают-то. КАТЯ!!!
Ну а дальше всё происходит как в замедленной съемке. Прибегает вначале сестра отделения, затем какие-то люди в белых халатах. Мельтешат врачи. Капельницу сменяют, в речи медперсонала появляются слова типа: «промывание», «убойная доза снотворного», «кто подпустил».
