тропических лесах глаз: — Я войду в твой мир.
Прошу прощения?!
— Сдурел?!
А Бальтазар-то не безнадёжен. Есть здравый смысл в человеке, есть! Константин только отмахнулся от него.
— Напротив, надо быть дураком, чтобы игнорировать риск, серьёзный для всего Амираби. И демон бы с ними — Фригоном, Акмаром, Мальдезером, но ведь Фламия — тоже его часть. Мы воевали с Антуаном с таким упоением, что упустили из виду врага, более древнего и менее предсказуемого.
— Тогда я пойду с тобой.
— И я, — вклинился в разговор Николас.
— Нет и нет.
Расцеловать бы Кольдта за отказ, но это плохо для ментального и физического здоровья. Ник не нужен мне в передрягах, больше всего на свете я жаждала его возвращения в Эджервилль, к матери с отцом. Бальтазар слишком непредсказуем и неуправляем. Не натворил бы он дел на Земле. Что до альтеора — нельзя желать союзника лучше, но можно ли ему доверять?
— Ты сердишься из-за Кри… — молодой маг запнулся. — Из-за кладбища?
— Нет, — Константин, похоже, не врал. — На службе у меня ты многому научился. Пришла пора стать более самостоятельным. Кроме того, я получил письмо от твоего друга Даниэля с просьбой отпустить лэндлорда ненадолго домой. Когда доберёшься, скажи ему, что я согласен.
Настала моя очередь хмыкать. Глупость, но чего ещё ждать от человека, посмевшего назвать монаршего сыночка «уродом»?
— Да, Стин, конечно. Когда уходить?
— На рассвете. Возьми Гранта, если тот пришёл в себя после знакомства с милой леди, — многозначительный взгляд на меня. — И ещё несколько солдат. Проверите акмарский гарнизон, всё равно по дороге.
— Как прикажешь, альтеор. Разреши приступить к сборам.
Старший Кольдт кивнул, и младший, крутанувшись на пятках, промаршировал мимо двух пустых мест в коридор сквозь открытую дверь кабинета. Он был бледнее, чем на кладбище, не в переносном, а прямом смысле, если вспомнить нашу предыдущую встречу, и мне, как и тогда, стало капельку его жаль.
— Я не брошу Кару одну! — Николас выступил вперёд, заслоняя меня плечом.
— Одну? — Константин насмешливо изогнул бровь. — Я не в силах защитить твою девушку?
— Что? Кара не моя… — начал было парень, но Кольдт остановил его жестом.
— Тем более, — он рассматривал рыжего добрую минуту, а затем почему-то решил пояснить: — Сам посуди, легче приглядывать только за ней или беспокоиться о вас обоих?
Константин отошёл к столу, и пока он делал вид, что ему нужно срочно разобрать бумаги, я ухватила Николаса за подбородок и повернула его лицо к себе.
— Ну зачем тебе идти на Землю? Твоё место здесь. Здесь! Так мне будет спокойнее. Я буду писать при каждой возможности, а потом… пришлю открытку с видом моего города, если альтеор согласится передать.
Кольдт на секунду оторвался от какого-то свитка. Понятно, он не нанимался почтальоном, но и не отказал.
Рыжий отвёл мою руку. Созвездия веснушек проступили на побледневшем лице. Он задал контрольный вопрос, перед тем как выбросить белый флаг.
— Что будет с Карой, когда найдёте тёмную?
Константин пожал плечами.
— Оставлю там. Твоя ненаглядная не может самостоятельно ходить меж мирами, а что не Фламия — то не моя компетенция.
— Даёте слово?
«Да» выпорхнуло из его уст так легко, что верилось с трудом.
Совершенно сбитый с толку, Николас не мог бороться с нами обоими, да и с одним Кольдтом, откровенно говоря, тоже. Он неуверенно кивнул.
— Могу я попрощаться с Сэм?
Очередной свиток лишился интереса альтеора.
— Хм… собственно, почему нет. Если хочешь, можешь остаться до утра. У нас найдётся свободный угол.
«Угол». Очень смешно. Да тут комнат больше, чем в моей многоэтажке. Я обрадовалась, что разлучаться придётся не прямо сейчас, но Николас всё-таки решил проявить гордость.
— Не стоит, благодарю. Я переночую в Пирополе.
Ну и как мне его отговорить? Нет, я не стала вновь оспаривать его мнение в присутствии высокопоставленного истукана. Перед уходом он отдал мне ранец с дневником и хрустальной шкатулкой. Мне хотелось плакать, но:
— Расскажешь сказку?
Поскольку руки у меня были заняты, Сэм прижалась всем телом к моему боку.
Кристина наблюдала с полотна за тем, как её внучка гонит меня наверх, расхваливая, словно матёрый купец, свои игрушки. И хотя мои глаза то и дело обращались к небу, а из груди рвался усталый вздох, в глубине души я была рада, что живость девочки отвлекает меня от тоски по Нику и неловкости от пребывания в чужом доме. И чьём?..
В детской прибиралась пухлая брюнетка лет тридцати. Видимо, после долгой разлуки Сэм пожелала уделить внимание всем своим богатствам. Заметив нас, женщина распрямилась, оправила фартук. Улыбка обозначила ямочки на её щеках.
— Добрый вечер, госпожа! — она слегка поклонилась, прижав ладонь к груди. — Я Пенни. Няня.
— Очень приятно, Пенни, я… друг Саманты. Можешь звать меня Карой. Не надо «госпожи». Мне так лучше, привычнее.
— Как можно, госпожа Кара, да ведь же…
Договорить она не успела. В дверях появился отец подопечной.
— Приветствую вас, альтеор!
Ладонь у сердца. Поклон.
— Добрый вечер, Пенни. Ты, должно быть, утомилась.
Женщина замотала головой, но в данный момент её мнение мало интересовало Константина.
— Позови, пожалуйста, Мануэля. Скажи ему… — он отчего-то запнулся: — Скажи, пусть принесёт лекарство, а сама иди отдыхай. Мы с этой, хм, леди сами уложим Сэм.
Он присел на корточки возле вигвама в центре розовой вселенной. На тканевых стенах среди световых полумесяцев и звёзд тень Саманты руководила тенями двух кукол. Константин откинул занавеску, прикрывающую вход, заглянул внутрь.
— Сэм, — позвал он.
— А?
— Пожалуйста, выйди.
— Папа, — сказала та вкрадчиво, как секрет, — лезь ко мне. Будешь за Адель.
Тень руки продемонстрировала тень одной из кукол. Я бы посмеялась, да не покидало тягостное чувство, будто что-то надвигается, а что — не понятно, и нельзя предотвратить.
— Сэм, выйди, — в голосе Кольдта появились жёсткие нотки.
Я не знала, куда себя деть от нарастающего беспокойства. Что могло растревожить всемогущего архимага? Стал бы он переживать из-за какой-нибудь ерунды?
Силуэт бережно уложил Адель и другую на подушечку, заботливо прикрыл обеих одеяльцем, на четвереньках двинулся к выходу и рассеялся, когда ребёнок вылез из шалаша.
Сэм посмотрела на отца, на меня и на вошедшего только что управляющего. На тонкую фарфоровую чашечку в его руках. На тонкую. Фарфоровую. Чашечку. В руках. Глаза девочки расширились, забегали. К отцу, к Мэнни, ко мне, и ещё круг, и ещё, пока не остановились на Кольдте.
— Папа, я не хочу.
Он протянул руку, чтобы дотронуться до её щеки, но она отстранилась.
— Сэмми, лекарство нужно, если хочешь жить в этом доме с Мануэлем,
