я заметил нечто необычное. Нет, необычное я примечаю каждое утро. Какой смысл бессмысленно тратить время на ежедневную ходьбу в школу, если, не теряя понапрасну времени, можно делать важные открытия. В этом смысле необычность превратилась в повседневность и от того приобрела еще большую привлекательность.
Должен сознаться в своей невероятной скаредности в отношении любой формы траты времени. Спать и не видеть занимательные сны, не защититься книгой от продолжительной поездки в транспорте и в завершение не найти среди пассажиров красивого лица (желательно, женское, но не обязательно), влипнуть в разговор с неинтересным человеком и не найти способа избавиться от бесполезного общения – в моем кодексе не имело оправданий.
Особенностью того дня была Альфа, наблюдающая из приоткрытой двери парадного подъезда за мной, изучающим прохожих. Дождавшись, когда я пересеку невидимую пятиметровую отметку дистанции до пункта ее наблюдения, она начала двигаться мне наперерез, недвусмысленно демонстрируя намерения опущенной головой, глазами, не смевшими подняться выше моих ног. Ее хвост при этом радостно выписывал в воздухе сложнейшие фигуры Лиссажу[9].
Намерение привлечь к себе внимание непривычно противоречило её стилю – незаметно скрываться в тени. Я без раздумий принял вызов. Мне даже не потребовалось особенно наклоняться к ней, чтобы подушечками пальцев едва коснуться ее заушной косточки и сделать несколько ласковых движений, на четыре последующих года породивших отношения, выходящие за пределы того, что я был способен описать человеческим языком. Но это никогда не останавливало Альфу объяснять их на знакомом ей диалекте.
С каждым годом мне приходилось все ниже наклоняться над холкой Альфы, чтобы исполнить наш утренний ритуал, а ей возвышаться до новых выражений, описывающих неповторимость каждого момента нашей истории.
Я оставил ее в центре широкого тротуара среди потока пешеходов и продолжил путь. Когда же обернулся перед перекрестком, намереваясь послать сигнал «до встречи» на интернациональном языке взглядов, то не увидел ее на месте прощания, зато почувствовал длинную теплую жесткую шерстку и гряду ребер, на моей руке, отчетливо говорящие на языке прикосновений: «Я здесь, потому что нужна тебе». Наши взгляды встретились. Я потрепал ее за ухом, она прижала голову к моему боку, облизнула пальцы и вяло опустила уши, поясняя тем, что звуки, мои собственные или мной отраженные, ее в тот момент не интересовали.
Все было замечательно до того, как мы подошли к магистрали, которую без светофора я пересекал дважды в день по дороге в школу и обратно, каждый раз терпеливо ожидая бреши в непрерывном потоке машин, чтобы быстрым шагом, а иногда даже бегом (что мама категорически запрещала) пересечь дорогу. Но теперь рядом со мной была спутница, об умениях которой пересекать залитую потоком машин улицу я не имел представления. Альфа стояла рядом, неторопливо, с достоинством, без тени беспокойства посматривая попеременно то на дорогу, то на меня, доверяя мне свою безопасность.
– Ты не можешь дальше идти со мной, – объяснил я ей. – Я переведу тебя на ту сторону, но как ты вернешься назад? Это опасно, – и строго добавил: – отправляйся назад.
Для убедительности подтвердил серьезность ситуации указом пальцем в направлении того исторического места, возле которого начали складываться наши новые отношения и куда ей следовало немедленно вернуться.
В ответ Альфа весело выводила хвостом еще более изящные, чем прежде, фигуры, насмехаясь над моим авторитетом. Единственным, пришедшим на ум способом остановить её, было воспользоваться приказом «Сидеть». Попутчица послушалась. Тем временем образовалась заминка в потоке машин. Повторив для пущей убедительности приказ «Сидеть», я начал переходить дорогу, одновременно поглядывая в её сторону. Игнорируя все мои усилия, не оглядываясь на меня, чтобы не ставить в неловкое положение, но прижавшись ко мне боком, чтобы не терять контакт, она начала переправу.
Заключительную часть экспедиции, как и начальную, наша группа осуществила на шести ногах. Точнее, двух ногах и четырех лапах.
Я расстался с Альфой на школьном дворе, поднявшись на четвертый этаж, где протекала повседневная жизнь начальной школы, и немедленно выглянул в окно, Альфы во дворе видно не было. Весь день меня снедало гнетущее беспокойство. Наконец-то невероятно медленное время доковыляло до последнего звонка, и я во всю прыть понесся домой.
Улица уже успела привыкнуть к ленивой полуденной душноватой вялости пешеходов и к Альфе, беззаботно дремлющей в парадной. До какой же степени, наблюдаемые мной спокойствие и безмятежность вокруг меня, к великой радости, не соответствовали моему внутреннему состоянию. При моем появлении Альфа приподнялась и, удовлетворенная возвращением друга, без лишней суеты проводила меня глазами, не навязывая своего общества, но все же слегка игриво наклонив голову набок, выражая заинтересованность и подтверждая серьезность планов на будущее.
На следующее утро события предыдущего дня повторились во всех более и менее значительных деталях. Спустя несколько дней моя неуверенность в Альфе окончательно исчезла.
***
– Я рада, что у тебя появился новый друг, – спустя несколько дней сказала мама, – ты можешь ласкать ее и играть с ней, но ты не можешь ее кормить.
– Почему? – возмутился я.
– Альфа принадлежит другим людям. Если ты начнешь кормить ее, она может оставить их и перейти к нам, а это воровство.
– Как же это воровство, если она сама перейдет к нам? Значит, ей у нас лучше. Это никак не воровство, – возразил я.
– Помнишь «Маленького Принца»?
– Конечно, помню.
– Тогда скажи, о какой фразе я сейчас думаю, – попросила она.
– Ты всегда в ответе за того, кого приручил.
– Верно. Ты не можешь стать пособником другу в предательстве. Но если тебе непременно хочется побаловать Альфу какой-нибудь вкусняшкой, то можешь покормить через ее хозяев.
– А можно, чтобы она знала, что гостинец от меня, даже если хозяева будут кормить ее? – попросил я.
– Это, пожалуйста. Не только одобряю, но приветствую. Все три стороны будут в выигрыше.
Мама обожала игры, в которых выигрывают все.
Позже Альфа стала главным героем двух исключительно важных событий моей жизни. В том виде, как здесь описана, она не готова к этой роли. Но я вынужден оставить ее на время и перейти к другим героям, которые тоже необходимы для повествования, и описание которых, скорее всего, также не закончу в первом приближении. Но ведь и орел не видит на первом круге полета все детали, необходимые для решающего броска в ожидающую жертву неизбежность.
Поясню. Под орлом я понимаю читателя, которому придется терпеливо круг за кругом приближаться к завершающему акту моей истории. Автор всего лишь рассказчик.
ДРАКА
Не помню точно, в каком возрасте разница в годах перестала быть помехой для Илая прислушиваться
