class="p1">– А вы уже выяснили, что это за болезнь такая?
– Мы… Это одна из малоизученных тропических лихорадок…
– Да?... А как называется? Я хотел бы поискать информацию в Интернете.
– Эм… Нет, пока мы не можем вам сказать название, извините.
– Почему это?
– Так уж сложились обстоятельства, что мы не можем…
– Имею же я право знать, чем больна моя жена?
– Ну… дело в том, что это малоизученная лихорадка и поэтому вы всё равно ничего не найдёте в интернете…
– Да быть не может! – вдруг вспылил Олег. – В Интернете всё можно найти. Я просто уверен, что по этой болезни уже писали научную работу или что-то вроде того.
– Нет, пока мы не можем вам сказать название, извините, нам не разрешают… Но будьте уверены, что мы держим ситуацию под контролем.
– Под контролем? После таких слов уверенность наоборот исчезает... Почему не можете сказать? Какая-то тайна?
– Да, нам сказали пока что не распространяться об этом. Болезнь серьёзная. Пока что это всё, что вам можно знать, извините.
– Ясно… Значит упёрлись рогами… Тогда пусть Алиса позвонит мне, если ей станет легче. Передайте ей это.
– Хорошо, передадим.
Олег сбросил вызов. Стало как-то паршиво и беспокойно на душе. «Ухудшение состояния»… В голову пришла мысль сорваться и поехать в город. Вот только всё равно его вряд ли подпустят к Алисе, да и чем он сможет ей помочь? Бессилие...
И что за «малоизвестная болезнь»? Откуда в этих местах могла появиться тропическая лихорадка? Олег понимал, что ему солгали. То есть, это всё-таки инфекция? Ведь «тропическая лихорадка» – это уже не катит на неинфекционные «сбои в организме», о которых заявили вчера. «Тропическая лихорадка» в самой формулировке подразумевает заразность. Болезнь серьёзная и её название даже сохраняют в тайне... Но тогда почему же его не загребли в карантин? Ничего не клеилось. Олега решили ввести в заблуждение, направить мысль по другому руслу? А может это всё – просто вопиющая халатность врачей, и у него тоже скоро проявятся симптомы? Олег встревожился и тут же дотронулся до своего лица. Но кожа оказалась здоровой.
***
У ворот дома Серемея стояли три автомобиля. Места рядом не оставалось, поэтому Олег припарковался на обочине. Тут же его встретила обеспокоенная Светлана, ещё раз поприветствовала и сказала, что сами пастухи сейчас осматривают овец на наличие красного пятна.
– Это их наш рассказ заинтересовал, – сказала она. – Ты же рассказывал про красный след у Алисы, да и Витя сказал, что у свиней на ферме после вчерашнего нападения – тоже были следы.
Уже отсюда слышалось блеяние. Они прошли через протяжённый двор, представлявший собой коридор между домом слева и хозяйственными постройками справа, и оказались около забора из жердей и досок, высотой по грудь – загона для овец. Олегу на секунду даже показалось, что на землю упали облака. И посреди этого живого океана свалившихся на землю блекочущих облаков копошились Виктор, Серемей и Бануш. Они вылавливали овец по одной, а затем тщательно осматривали, заглядывая под очень густую шерсть, выискивали красное пятно. Осмотренных овец уводили в овчарню под крышу, чтобы те не создавали путаницы.
Под такой густой шерстью заметить пятно? Олегу это показалось почти невозможным.
Старший из пастухов решил пойти к Олегу, остальные же поприветствовали гостя издалека и продолжили осмотр. Серемей вышел из загона через дверцу, молча пожал руку. В его лице угадывалась напряженность.
– Вам уже рассказала Света? – спросил он.
– Нет, – ответил Олег. – Только то, что в горах произошло нечто необычное.
– Я… подумала, что лучше вы ему расскажете… – голос Светланы дрогнул, а на глаза навернулись слёзы и она отвернулась.
– Что там случилось? – спросил он.
– Давайте пройдём к беседке, – предложил Серемей. – Подальше от шума. Это и вашей жены касается…
***
В конце мая, когда погода сделалась подходящей, братья на груженных вещами лошадях вели свою отару на летние высокогорные пастбища, чтобы за лето откормить скот. Несколько дней поднимались в горы и скоро молчаливый кедровый лес и угрюмые тесные скалы сменились просторными лугами. Со всех сторон – ровный зелёный ковёр и ни единого деревца, совсем редко местами встречался низкий кустарник. Чистое небо, кристальный воздух. Всё вокруг было наполнено магическим спокойствием и необычайной лёгкостью. Могучие горные пейзажи и заснеженные вершины умиротворяли.
В этих местах у братьев имелась верхняя стоянка, где располагались загон и небольшая, но уютная треугольная избушка с дырой в крыше для отвода дыма от очага. Здесь им предстояло прожить всё лето, вплоть до двадцатых чисел августа, когда на вершины придут морозы. Ранним утром овец выгоняли на пастбище неподалёку – в альпийский пояс, богатый на разнообразные травы. К полудню отару загоняли ближе к бурлящей речке, а потом снова возвращали наверх, где и пасли остаток дня.
Пастухи всё это время находились невдалеке – караулили. Впрочем, не особо внимательно они и присматривались к отаре – занимались своими делами. Если наступали периоды безделья, то Бануш читал книги, а Серемей смотрел вдаль, думал о чем-то своём или заливался в горловом пении, подыгрывая себе на топшууре.
Подобная беспечность объяснялась тем, что отару сторожила семья добротных пастушьих собак. Самой природой в них было заложено умение охранять овец. Псы не давали скоту разбредаться, держали их в одной куче, бродили вокруг, словно часовые, и даже чётко распределяли свои обязанности: кобели охраняли снаружи стада, а суки – изнутри. Сторонний наблюдатель, впервые наблюдавший такую работу псов, мог бы даже удивиться, насколько слаженно собаки действуют – прямо как по-настоящему разумные существа! И трудно различить волку, где овца, а где собака, ведь псы имели почти такой же окрас – специально для того и выведены. Если хищнику и удавалось пробиться через кольцо кобелей – целым он обратно уже не выходил.
Однако и волки зачастую поражали своей сообразительностью. Волк мог претвориться раненым и заманить за собой пса к засаде, где его и поджидала остальная стая. Случалось это редко и чаще всего при длительном перегоне отары, когда псы могли разбежаться на местности. На стоянках же если дозорный пёс замечал врагов, то заливался лаем, и к нему на подмогу сбегалась свора. На шум