Книга Утерянная брошь. Исторический детектив - Алекс Монт

– Типун тебе на язык. Дай бог, не убьют, а конфуз на Аптекарском он на всю жизнь запомнит.

– Нашел я человечка, кой дамочку в «Знаменскую» гостиницу с Галерной улицы отвозил, – победно улыбаясь, сообщил Шнырь.

– Вот те на-а-а! Не ожидал, что так скоро его сыщешь, – восхитился находчивостью агента Сергей.

– Вез тот возчик одного барина, по приметам – вылитый покойник, в смысле Князь, на Галерную улицу с Поварского переулка. А как подъехал к нужному месту, барин его, в смысле Князь, увидал на улице, против парадной, где редакция того журнала, молодую даму, коя ему знакомой оказалась. Позвал он ея в карету, и они к Николаевскому мосту покатили. Перед мостом Князь господина одного встретил да с ним переговорил. Ну, а опосля они с дамой той уже не на Осьмую линию Васильевского острова, куда ранее кучеру ехать приказали, а прямиком в «Знаменскую» гостиницу проследовали.

– Ясно-ясно, – протянул Чаров, не сводя глаз с жуликоватой физиономии филера. – Ну, а что дальше-то приключилось? – он догадался, что это не полный рассказ.

– Молодая дама та, коя здоровая на обе ноги в экипаж села, в одночасье в хромоножку седую обратилась.

– Стало быть, Ржевуцкая в карете парик, что при ней оказался, надела, а для натуральности еще и хромать зачала.

– Кучер чуть с козел не свалился, такое увидав, да тут Князь ему целковый отвалил, он и укатил радостный восвояси.

– Молодец, Шнырь! – от души похвалил судебный следователь. – Теперь вот что, – вмиг посерьезнел он. – Скажешь Фролу, дабы завтра у дома Лиховцевых непременно был и со студента глаз не спускал.

– Дык, лучше прямо щас, с ночи и зачнем, ваше высокоблагородие?

– Он же только из больницы, поди еще дома не побывал, да и тебе отоспаться не мешает. Все ж таки поторопились мы присланного от господина Мерзликина агента отпустить, – искренне пожалел Чаров.

– Мне с Фролом куда ловчее, да и на кой он щас сдался?

– Ладно, на кой, – неосознанное беспокойство охватило судебного следователя.

– Тогда завтра в шесть, ваше высокоблагородие? – с энтузиазмом вскинулся Шнырь и после рассеянного кивка Сергея покинул кухмистерскую.

От Пирогова пан Станислав отправился в аптеку Пеля на Седьмой линии, где заказал то, что ему предписал хирург. Домой решительно не хотелось, и, отпустив извозчика, он зашел в «Золотой якорь», благо ресторан находился против аптеки. Экспериментировать с коктейлями и охотой на «бурого медведя» Ржевуцкий воздержался и, заняв стол у окна, скромно заказал полуштоф водки, белужью икру, крепкого бульону да расстегаи с мясом. Выпив под икру косушку из графина и умяв под бульон расстегаи, он потребовал себе семги, решив под нее добить полуштоф. Потянувшись к графину, пан Станислав бросил случайный взгляд на улицу, где увидал фланировавшего по тротуару господина хлыщеватой наружности, коего приметил еще в коридорах университета.

«Любопытно, каким ветром занесло этого дешевого жуира в священную обитель науки? – в ту минуту удивился он. – И вот теперь эта рожа вновь нарисовалась. Неужели за мной хвоста пустили!» – неприятное открытие кольнуло в боку и заставило выпить водки, не закусывая. «Коли это шпик, он и дальше за мной увяжется», – подумал Ржевуцкий, доедая семгу без всякого аппетита, тогда как хмель, начавший его понемногу брать, выветрился без остатка.

По пути на квартиру хлыщеватый тип пропал из виду пана Станислава, и он успокоился. «Опосля подобных вердиктов светил медицины и не такое пригрезится», – заходя в парадную, заключил поляк. Поднимаясь по лестнице, он глянул в окно. На противоположной стороне улицы остановилась карета, из которой никто не выходил, притом возница невозмутимо восседал на козлах и не проявлял признаков беспокойства. «Должно быть, ожидает кого-то», – потянул за сонетку он, продолжая наблюдать за экипажем. Ему показалось, что сидевший на козлах повернул голову и кому-то внимает, хотя рядом не было ни души. «Значит, кучер слушает того, кто внутри кареты», – прикинул Ржевуцкий.

– За нами следят, Китти, – не разуваясь, он подбежал к окну. – Видишь тот экипаж?!

– Вижу, и что с того, Стась? – подозревая недоброе, поспешила на зов мужа Катаржина.

– Полагаю, по наши души эта карета.

– Думаешь, там шпик?

– Посмотрим, сколько она проторчит, – обеспокоенно проронил пан Станислав и, вернувшись в переднюю, решил-таки разуться и снять плащ, тогда как Катаржина не спускала глаз с кареты.

– Не уезжает. А может, это за Казиком? – взволнованно предположила Ржевуцкая и задернула портьеру.

– Оденься и прогуляйся до кондитерской, тогда будет ясно за кем. А я понаблюдаю за каретой. Помнится, ты говорила, что по пирожным соскучилась. Только не оборачивайся.

Когда Катаржина, торопливо стуча по торцовой мостовой48 каблучками-рюмочками, устремилась в сторону Среднего проспекта, а потом, взойдя на плитуар, пошла не так быстро, карета тронулась с места и покатилась вослед…

«Нужно уезжать, и немедля. Игра в кошки-мышки с ведомством Шувалова чревата, а коли это люди из Сыскной полиции, хрен редьки не слаще», – подумал Ржевуцкий и достал деревянные коробки с пистолетами из потайного отделения бюро.

– Это слежка, Китти, так что собирай манатки, завтра уезжаем, – приказным тоном произнес он, когда жена вернулась из кондитерской и, едва скинув туфли, прильнула к окну.

– Но Варшава это та же империя, Стась. Нас там арестуют, как и в Петербурге! – экспрессивно взмахнула рукой Катаржина. Подобный исход был для нее неожидан и явно застал врасплох.

– Каторга в Новой Каледонии, куда упекли несчастного Березовского, покажется тебе раем. На Сахалине куковать да тюремщиков своей красотою ублажать – вот твоя дорога, а мне болтаться на виселице, на Смоленском поле49, где закончил свою жизнь Митя Каракозов.

– Но наше Дело?! Неужели мы сбежим, так ничего и не… – в неподдельном отчаянии она отшатнулась от портьеры. Нервный спазм сдавил ей горло, и, как выброшенная на песок рыба, она судорожно глотала ртом воздух.

– Выпей воды, – налил из графина Ржевуцкий и, дождавшись, когда жена сделала глоток, продолжал. – Отнюдь, Китти. Ты уедешь в Варшаву, а оттуда в Вену. Напишешь отцу в Лодзь, он тебя без средств не оставит. Я же вернусь и окончу начатое. Так что мои вещички не трогай, свои пакуй.

– Но как, как ты окончишь начатое?! – с усилием прохрипела женщина.

– На Марсовом поле денно и нощно стучат топоры. На берегу Лебяжьей канавки возводят помост, нечто вроде царской ложи, откуда император и его гость, король эллинов Георг, намедни сочетавшийся браком с принцессой Ольгой – дочерью Александрова брата Константина, будут принимать парад гвардии.

– Стало быть, ты задумал…?

– Подстрелю царя, как зайца, во время церемониального марша его гвардейских полков. Уже и дата известна. Высочайший смотр назначен на 25 октября, инако послезавтра, – ровно через пять месяцев со дня неудачного выстрела Антония в Булонском парке, да храни его Матка Боска!

– Но ты не успеешь вернуться к означенному сроку, да и в этой квартире нельзя оставаться ни минуты!

– Квартиру найму по приезду, это мелочи, Китти. Подобным вздором не нужно забивать себе голову. К тому же я знаю, как поспеть к параду, – категорическим тоном заявил пан Станислав и, чмокнув жену, закрылся в кабинете.

На следующее утро чета Ржевуцких в сопровождении супругов Лиховцевых сели в подкатившую к подъезду коляску и отправились на станцию Петербургско-Варшавской железной дороги. Казимир не смог проводить родственников, поскольку ушел в университет непривычно рано.

Глава 22. Смерть филера

– Значитца, в Варшаву подались?

– Служащий билетной конторы на вокзале подтвердил. Профессор, в смысле наблюдаемый, купил два билета первого класса до Варшавы. Наперво спросил второй класс, однако оных билетов в конторе не оказалось, уж раскупили все, тогда он первый класс взял. Агент Хлыщ с ними поехал, ваше благородие.

– Провожал их кто?

– Господин Лиховцев с супругою.

– У Хлыща, поди, денег нет на подобные путешествия, – озабоченно покачал головой полицейский чиновник.

– При мне двенадцать рубликов серебром имелось, так я ему все до последней копеечки отдал, да и у самого сколько-то кредиток, Хлыщ сказывал, в портмоне лежало, – не преминул сообщить о своих финансовых одолжениях филер.

– Багажа много у них?

– Что много, не скажу, ваше