— Ищу моего кота.
— Кота? — переспросил охранник.
— Да, Джерри.
— Моего кота зовут Джерри.
— Джерри тут нет. Иди домой.
Охранник ждал. Я махнул ему рукой, развернулся и зашагал в обратную сторону.
— Эй! — окликнул меня охранник. — Ты хотел сказать «Том»?
— Да, Джерри — это мышь.
— Том — это кот, а Джерри — мышь.
— Я понял. Обязательно спрошу Джерри, когда приду домой.
Я спокойным шагом побрел к «вольво». Охранника я не видел, но был уверен, что он за мной следит из-за забора. Летняя луна пропала за облаками. Завыла собака. Я сел в машину и снова поехал по Рёлдальсвейену. На мосту у автозаправки еще горели свечи, зажженные в память молодого Педерсена.
Я неосознанно поехал по восточной стороне фьорда. На перекрестке после Тюсседальского тоннеля свернул направо и взобрался по вихляющей дороге к Шеггедалю. Свет фар чертил по склонам гор и стволам елей. Вчерашняя тревога вернулась. Те же предчувствия, что и вчера вечером, когда я ехал сюда с Ирен, только слабее. То же напряжение во всем теле.
Звездное небо над летним домиком было тихим и ясным. Над плотиной мерцала пара огоньков. С другого края плотины слышались пьяные голоса вперемешку со смехом. Я сел на капот и закурил. Дневная жара продолжала висеть между горами, хотя основная ее часть опустилась на фьорд.
Я представил, что в летнем домике — мы с Ирен. Я стою у нее за спиной и смотрю на звезды. Я пожалел, что ничего не сказал, когда мне позвонили. Это ведь наверняка была она. Мне захотелось в домик — посмотреть, не проглядел ли я чего-нибудь с утра. Если я ее не найду или она не даст о себе знать, надо объявить ее в розыск. О ее исчезновении напишут в газетах. Назовут это «делом Ирен». Начнут таскать народ на допросы. Устроят прочесывание местности с собаками.
Внутри я попытался найти выключатель, но не нашел. Постоял в темноте и направился к комнате. Странный звук заставил меня остановиться. Как будто кто-то дышит. Может, с утра я не закрыл дверь, и сюда проникло какое-нибудь животное? Я замер, обдумывая, что за зверь это может быть. Но ведь зверь отреагировал бы по-другому? Попытался бы убежать или напасть.
Я медленно вошел в комнату. Тихий голос приказал мне стоять на месте. В темноте я различил моего брата. Он сидел на диване, направив на меня дуло винтовки.
— Ты всегда считал себя умнее меня. Верно? — спросил Франк.
~~~
Мой мозг привык придумывать разные предлоги и оправдания, но я устал лгать. На Франке была форменная рубашка с короткими рукавами. Ни его глаз, ни выражения лица я не видел. Видел только, что он за мной следит.
— Убери винтовку, — сказал я.
Он не послушался.
— Я знал, что ты вернешься, — сказал Франк. — Ты всегда был сентиментален.
— Все возвращается, — ответил я. — Как заказные письма.
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю.
— Тогда почему ты это сказал?
— Это из стихотворения.
— Вот видишь. Какой ты умный.
Я сел в кресло. Я зяб. В голове было пусто.
— Зачем ты тычешь в меня этим стволом? — спросил я.
— А что, нельзя? — спросил Франк.
— Знаешь ли, не особо приятно.
— В жизни много неприятного.
— Убери винтовку, и поговорим.
— Мы и так поговорим. Мы же братья. Начинай. У тебя на сердце накипело.
— Убери винтовку, — повторил я.
— С ней надежней, — сказал он. — Когда я увидел, что подъезжает автомобиль, то решил, что лучше вооружиться. Никогда не знаешь, кто пожалует. Друг или враг.
Он ждал, что я отвечу. Я промолчал.
— Ты как думаешь? — спросил Франк.
— О чем? — спросил я.
— Друг или враг?
Я подумал, что на диване передо мной сидит чужой человек. Он стал чужим, как и я стал чужим для него. Нечто пролегло между нами и отделило друг от друга. Навсегда.
— Где твоя машина? — спросил я.
Франк не ответил. Он ждал.
Потом спросил:
— Она лежит в реке у плотины, верно?
— Не глупи, Франк!
— Ты убил ее, а тело утопил.
— Конечно нет.
— Она тебя отвергла. И ты ее убил. Так все было?
— Нет, не так.
— Мне надо застрелить тебя, отнести на плотину и утопить. Чтобы ты оказался вместе с ней. Как тебе идея?
Франк замолчал. У меня снова заболела рука.
— Вот только одного я не пойму, — продолжил он. — Почему из трех миллиардов женщин ты выбрал ее?
Я посмотрел на него.
— Все совсем не так, — сказал я.
— А как? — спросил Франк.
— Не знаю.
— Нет, знаешь. Ты все про все знаешь.
— Иногда выбирать не приходится, Франк. Иногда просто нет выбора.
— Бред. Ты несешь такой бред, что нужно пристрелить тебя уже за тот бред, который ты несешь.
Он встал и подошел ко мне. Остановился возле кресла и приставил дуло мне к горлу. Я увидел его лицо и понял, что он боится. Боится перейти черту, за которой не сможет собой управлять.
— Расскажи мне про Ирен, — сказал Франк.
— Давай тут остановимся, — предложил я.
— Какова она в постели? — шипел он, еще крепче прижимая дуло к моему горлу и дыша мне в щеку.
— Не знаю.
— Было приятно? Тебе нравилось?
— Я не знаю.
— Она ведь красивая, верно?
Я боялся пошевелиться. Подумал, что он ждет от меня каких-то действий, сопротивления, резких движений, чтобы было за что отстрелить мне голову.
— Присядь, Франк, будь добр, просто присядь.
Почему-то на этот раз он меня послушался. Отошел к дивану и положил винтовку на стол. Достал бутылку с водой и начал пить. Я попросил закурить. Франк достал пачку сигарет и зажигалку. Некоторое время мы курили молча.
Как он все разузнал? Когда? И что именно? Почему ничего не говорил? У меня перед глазами появлялись картины. Появлялись и гасли. Беззвучная серия картин: Франк и я, Ирен и Франк, я и Ирен.
— Заметил, что я потолстел? — спросил Франк и обхватил живот руками. — Но черта с два я стану таким же бурдюком, как ты, — добавил он.
И отхлебнул из бутылки. Я молчал.
Он спросил:
