Звонила я долго — дверь мне никто не открыл.
Я знаю, что делать. Нужно просто принять: я — та, что играет на сцене, та, что снимается в кино, та, что раскованно и свободно идет по жизни, та, что способна на настоящее счастье, та, что любит страстно и самозабвенно, та, что однажды стала убийцей. И такой я была изначально, всегда, а не стала, когда купила фильм «Эпилог». Была, а не стала. Просто принять. Прекратить напрасную борьбу. Смириться и успокоиться. Мне будет легче. Но я не могу принять. И не только из-за убийства. Этот, в сущности, привлекательный образ мне чужд. Такой женщине я вполне могла бы позавидовать, восхищаться ею, но стать — нет, никогда. Я — не она.
Конечно, она, как же может быть иначе? Все факты указывают на это, а с фактами не поспоришь. И я могу сколько угодно рассказывать себе занимательные истории из жизни одного репетитора, на скорую руку переделанного из преподавателя иняза, факты все опрокидывают.
И все же я упорно продолжала сопротивляться. Вернее, пыталась продолжать. Хваталась за соломинку, она обрывалась, цеплялась за край пропасти — пальцы разжимались, руки не удерживали вес моего чужого тела.
Дверь не открыли — все было ясно. Но я решила, что никуда не уйду, дождусь хозяев и, кем бы они ни оказались, упрошу, умолю их впустить меня в квартиру. Понимаете, скажу я им, здесь мы с мужем прожили два года, в общем, это были неплохие два года, в общем, вся наша совместная жизнь была совсем неплохой, впустите, прошу вас. Я помню, отлично помню, в ванной был розовый кафель, а балкон обшит деревом, и адрес этот совсем не забыла — это тот самый адрес, тот самый дом, там, в такси, я только на секунду растерялась, вы должны понять и помочь. Опустилась на не очень чистую, холодную ступеньку, привалилась к перилам и приготовилась ждать. Я была полна решимости дождаться, я приготовилась до конца сражаться за свое прошлое. Но этажом выше хлопнула дверь, кто-то стал быстро спускаться по лестнице, кто-то вдруг остановился, наклонился ко мне.
— Вам плохо? — услышала я участливый незнакомый голос. — Может, вам нужна помощь?
О, мне нужна была помощь, мне очень нужна была помощь! Но участливый голос был незнаком. И лицо оказалось совсем незнакомым, когда я подняла голову и посмотрела на человека, склонившегося надо мной.
— Нет, спасибо, не нужно, — отказалась я, — мне уже лучше, — обманула его и трусливо бежала. Вернее, сгорбившись, поплелась вниз. Шаркая ногами, как древняя старуха, потащилась по улице. Улица показалась мне чужой, до неузнаваемости изменившейся. Улица уличала в обмане. Подделка личности, наверное, еще более серь езное преступление, чем подделка документов. Раньше этого магазина здесь не было, на месте парикмахерской находилась закусочная, и эти кусты не росли так густо. И скамейки на бульваре всегда красили в зеленый, не в голубой. А на клумбах цвели исключительно петунии. Чужая улица, чужой район… Как знать, может, и город чужой? Я-то уж точно чужая.
Мне нужно домой. Только я совсем не уверена, что знаю, как из этого чужого места выбраться.
Мне казалось, что двенадцатый номер троллейбуса довезет меня прямо до той остановки, где магазин DVD. Но теперь я ни в чем не уверена.
В двенадцатом я не ошиблась. Первая победа за долгое время войны. Вдохновленная успехом, решила заглянуть в магазин, поговорить с продавщицей: пусть расскажет мне обо мне, наверняка она прилежный коллекционер всех сплетен и слухов. Возможно, нам удастся разговориться до того, что она пригласит меня к себе в гости. Поклонники — особенно поклонницы — увешивают стены плакатами своих кумиров. Так пусть покажет мне эти плакаты.
Пусть никаких плакатов не окажется. И продавщица меня не узнает. Пусть…
Продавщица, приветствуя, помахала мне рукой, как только я вошла в магазин, продавщица расплылась в улыбке, продавщица еле заметным движением толкнула мужчину, стоящего рядом, торжествующе на него посмотрела, указала взглядом на меня: вот она, я же говорила, а ты не верил!
Я опять трусливо бежала.
Факты, факты. Один такой взгляд перечеркивает все мои доводы. Бессмысленная борьба. Пора сдаться. Пора признать, что я проиграла. Все, что я о себе помню, — вымысел, все, что я о себе узнаю, — единственная правда.
Впрочем, и в вымысле я начинаю путаться. Откуда, например, взялась квартира, в которой теперь живу? Мне кажется, я прекрасно помню, что вместе с мужем мы купили ее пять лет назад, но не могу ответить на вопрос, зачем нам было ее покупать, когда имелась другая, равноценная этой, та, что досталась от родителей? Вероятно, я знала ответ раньше, но теперь забыла. Или не знала? Или никакого ответа нет, все было совсем не так?
Все было совсем не так. Эту квартиру я купила сама. После того как убила мужа. Просто не смогла находиться там, где мы жили вместе, — повсюду были следы убийства: портьеры вобрали запах крови, сквозь щели паркета проступала кровь, стены были измазаны кровью.
Почему меня не обвинили в убийстве?
Убийство, вероятно, было сокрыто.
Убийство сокрыть невозможно. Меня обвинили, казнили. Или, не дожидаясь суда, я казнила себя сама. Но вина не искуплена. Я продолжаю отбывать наказание: заблудившаяся душа не может найти дорогу домой.
Неправильно, не не может — не хочет. Потому что в доме моем поселился ужас.
Я вошла в подъезд, поднялась на свой этаж, открыла дверь и буквально ввалилась в квартиру. Ноги подкашивались от долгого, утомительного пути, голова раскалывалась от невыносимых мыслей. Я знаю, где найти адрес моего дома ужасов. Может быть, всегда знала. Все очень просто: фильм «Эпилог»… Нет, нет, нет, не сейчас, не сегодня, пока не готова.
Я прошла в спальню, повалилась на кровать, завернулась в простыню, как в саван, сложила на груди руки, закрыла глаза и замерла в ожидании небытия.
Небытие подступало постепенно и мягко, как приятный сон. Я плавно съезжала вниз, в блаженную, теплую темноту, но где-то там наверху вдруг подал голос зуммер домофона. Где он звучит: в моей прихожей или там, куда я сегодня не попала? Не важно. Но небытие испугалось, сбежало, оставив меня замерзать на холодном свету. Я открыла глаза, шевельнулась — ничего, тишина. Снова закрыла, но тут совершенно отчетливо прозвучал звонок в мою дверь. Я закричала, хотела вскочить с кровати и бежать, бежать, не знаю куда, но запуталась в простыне, упала. Звонок прозвучал вновь, потом еще и еще. Мне ясно представилось, что это звоню я — я первая или я вторая. Ни за что не открою. Ни за что не открою! Звонки продолжались.
С чувством полной обреченности выпуталась из простыни и поплелась в прихожую. Звонки не замолкали ни на секунду. Замок оглушительно щелкнул, дверь пошла на меня с ржавым металлическим скрежетом. На пороге стояла седая старуха в черном, в руке она держала пустое ведро — чужая галлюцинация, чужой кошмар, она просто ошиблась дверью. С облегчением и новым приступом ужаса я уставилась на нее.
— Водички не нальете ли? — проскрежетала она, как моя многовековая заржавевшая от старости дверь, и протянула ведро.
