Каузак успел врезать ему по затылку кулаком и крепко связать руки.
А пока капитан Левасер наслаждался в каюте улыбками своей дамы, его лейтенант занялся подробным учётом плодов героической победы. Голландскую команду пересадили в баркас, велев убираться к дьяволу. К счастью, несчастных оказалось не более тридцати человек, и судёнышко, хотя и перегруженное, смогло их вместить.
Затем Каузак оставил на захваченном корабле двадцать пиратов, приказав им следовать за «Ла Фудром». Настроение у бретонца было самое что ни на есть прескверное. Риск, которому они подвергались, захватив голландский бриг и совершив грубое насилие над членами семьи губернатора Тортуги, ни на грош не соответствовал копеечной ценности полученной добычи, о чём он напрямую и доложил капитану.
– Заткни своё мнение в задницу и держи при себе! – грозно ответил негодяй. – Неужели я настолько глуп, что сунул свою башку чёрту в зубы, не зная, как её оттуда вытащить? Веди судно к острову Вихрен Магра. И пусть ко мне в каюту притащат этого юного щенка д’Ожерона!
Сам Левасер с улыбкой вернулся к счастливой по самые уши дурочке.
– Надеюсь, наша лямур ещё не пердю?[34]
Через минуту к ним привели и её младшего брата. Капитан приветственно махнул ему рукой, не вставая с места, но мадемуазель д’Ожерон сразу же спрыгнула с колен возлюбленного.
– Это лишнее, – она указала на связанные руки брата.
– Вынужденная необходимость, – задумчиво ответил Левасер. – Понимаешь, мышка, он вёл себя, как бешеный вампир, бросаясь на моих людей. Если только твой братец даст мне слово…
– Ничего я тебе не дам! – пылко воскликнул храбрый юноша.
– О мой милый Анри, покорись же ему! – тупо улыбаясь, попросила девушка. – Ты ведёшь себя не как мой милый дружок. Зачем ты пытаешься противиться моему счастью?
– Моя маленькая глупышка, – ответил брат, хотя слова «большая дура» более подходили бы к ней, так как сестрица была значительно крупнее его самого, – маленькая глупышка, неужели я мог бы называться твоим другом, если бы унизился до разговора с этим мерзавцем?
– Спокойно, спокойно, молодой петушок! – засмеялся Левасер, но его смех не сулил ничего хорошего. – Как бы тебе не попасть на сковородку…
– Одумайся, сестра, – упёрся Анри, – вспомни, сколько человек уже погибло из-за твоих постоянных влюблённостей во всяких моральных уродов! Неужели ты можешь верить этому поганому псу, родившемуся в канаве и проклятому собственной матерью?
В ответ Левасер, не задумываясь, вмазал юноше кулаком в лицо. Правда о себе его мало интересовала, он и без того прекрасно понимал, кто он есть, но его это вполне устраивало.
Прекрасная мадемуазель д’Ожерон не сумела сдержать вырвавшийся крик, а её брат отлетел аж к переборке. На его разбитых губах мелькнула презрительная улыбка.
– Смотри, он бьёт мужчину, у которого связаны руки, – отметил юный д’Ожерон, – любуйся его фальшивым благородством, сестричка…
Эти простые слова разбудили в Левасере яростный и даже в чём-то сексуальный гнев, всегда дремавший в несдержанном, вспыльчивом французе.
– А что бы ты сделал, юный щенок, если бы тебе развязали руки? Отвечай мне! Что бы ты сделал, пустозвон, мерзавец, подлец, проти-и-ивный…
Далее хлынул поток слов и предложений, точного значения которых девушка, разумеется, до конца не знала, но как-то могла догадаться об их грязном и гнусном смысле.
Она смертельно побледнела и заревела белугой от ужаса. Опомнившись, Левасер распахнул дверь и одним махом вышвырнул её брата из каюты.
– Бросьте этого красавчика подонка в трюм! Я займусь им позже, – приказал он, после чего, заискивающе улыбаясь, обернулся к девушке. Но сейчас с её глаз словно упали лошадиные шоры. На нежном личике вдруг отразились страх и отвращение. Кажется, Мадлен наконец въехала…
– Ну что не так, моя птичка? – хихикнул грязный пират, приближаясь к ней. Он с силой притянул её к себе, слюняво причмокивая алыми губами.
– Нет, нет, нет! – закричала она.
– Да, да, да! – передразнивая её, смеялся Левасер.
Он грубо тащил её к себе, выкручивая руки и умышленно причиняя боль. Девушка изо всех сил пыталась вырваться из его объятий, но он, рассвирепев, насильно присосался к ней, так что с его подлой рожи слетела последняя маска героя.
– Глупышка, – самодовольно хмыкнул он, – именно наивная глупышка, как назвал тебя твой сладкий братец. Не забывай, что ты сама написала мне и ты здесь по своей воле. Мы не в песочнице, со мной так играть нельзя! Поэтому будь благоразумна, моя розовая киска! – Он поцеловал её снова, но на сей раз чуть ли не с презрением и, отшвырнув в сторону, рявкнул: – Чтоб я больше не видел таких сердитых глазок, а не то я прикажу их тебе выколоть!
В этот момент в дверь безапелляционно вломился Каузак. Он доложил, что в корпусе корабля, пробитого голландским ядром, обнаружена течь. При тихой погоде высокая пробоина не представляла особой опасности, но даже небольшое волнение сразу же могло изменить положение в худшую сторону. Они потонули бы на раз-два-три, в ритме вальса, если не быстрее…
– Сколько до ближайшего берега?
– На горизонте самый северный из Виргинских островов.
– Нам надо свернуть туда, – нервно приказал Левасер, – отстоимся, почистим днище и приведём в порядок «Ла Фудр». Я не доверяю этой проклятой жаре. Нас может накрыть серьёзный шторм.
– Есть кое-кто в два раза хуже шторма, – Каузак указал дрожащей рукой в окно за спиной капитана.
Негодяй обернулся, и от страха у него перехватило дыхание. Не дальше чем в пяти милях он увидел силуэты двух больших кораблей, направлявшихся к ним.
– Дьявол бы их побрал, этих чёртовых испанцев! Но мы будем драться, я готов в одиночку перебить их всех или сдохнуть!
– Ну и дурак, – бросил ему в лицо помощник капитана и, не скрывая своего раздражения, смачно плюнул на палубу, – вот что бывает, когда пиратствовать в море выходит изнывающий от пылкой любви идиот!
В одну минуту из головы Левасера вылетели все мысли, связанные с мадемуазель д’Ожерон и её непокорным братом. Он бегал по палубе, грыз ногти, нетерпеливо поглядывая то на далёкую сушу, то на неумолимо приближавшиеся корабли. И бежать некуда, и драки не миновать. А если будет драка, так два испанца накидают ему в панамку по самое не балуйся! «Что делать?» – тщетно взывал он к грядущему Чернышевскому.
Однако когда Левасер уже намеревался застрелиться, то чуть не упал в обморок от радости, услыхав крик матроса с мачты:
– Это же наша «Арабелла»! А другой испанский фрегат, наверное, трофейный…
Но это сообщение почему-то ничуть не обрадовало Каузака.
– Час от часу не легче! – проворчал он мрачно. – Вот только что скажет Блад по поводу нашего ограбленного голландца?
– Да пусть болтает всё, что ему угодно! – беззаботно засмеялся вновь расхрабрившийся Левасер.
– А как быть с детьми губернатора Тортуги?
– Он не должен о них знать…
Вскоре все четыре корабля бросили якоря у северного берега Вихрен Магра. Это был безводный, крохотный и узкий островок в
