всего, в том мире, откуда его принесли, этот амулет собирает ману просто так, из воздуха, из земли, из воды. У нас нет столько маны, лишь крохи того, что надобно, а работать-то надо! Вот он и пожирает деревню.
Голова Карницкого болела всё сильнее и сильнее, но он сумел продраться сквозь рассуждения мага.
— Так попаданец не хотел зла деревне? Я думал, он подкинул амулет нарочно, чтобы сгубить людей.
За спиной раздался спокойный голос Марчука:
— Кабы нарочно, мы б его так легко не нашли. На месте чужака я бы засунул его в какое-то потайное место, а то и под землю бы закопал. А он, видишь, где! На почетном месте, на столе! И Игошка с женой знали, как его оживлять. Нет, видать, чужак им подарил этот амулет и объяснил, как пользоваться. А значит, они что-то сделали ему хорошее: либо накормили, либо приютили, либо просто не рассказали грамотею и нам. Вот же добрые люди! И себя сгубили, и детей, и всю деревню.
— Вот оно!
Паник хитрым движением вывернул ножки жаровни так, чтоб они плотно обхватили чашу.
— Всё, теперь не тянет! Можно людей выпускать, а можно и оставить. Скоро им лучше станет.
— Если станет, — буркнул Марчук. — Нужно сюда снеди привезти, скот пригнать да зерно притащить. Здесь вся животина перемерла, вплоть до мышей. А овощи да крупы иссохли, возьмешь — трухой рассыпаются.
— Так пойдем к солдатам, объясним им всё! — радостно предложил Паник.
— Нас раньше пристрелят. Нет, надо ждать, пока командор поборгский приедет. Карницкий, иди к западному концу, встань на виду у солдат, но близко не подходи. Как приедет карета, кликни меня.
— А вы?
— Пойду к людям, попробую их успокоить и хоть водой напоить, что ли…
Удивительно, но как только белоцарский маг остановил иномирную жаровню, Карницкому сразу стало легче. И голова уже не болела, и живот, оказалось, урчал не из-за хвори, а из-за голода, и бодрость в теле появилась. А еще мнилось, будто дело уже закончено, осталось лишь объяснить военным и убрать заграждения.
— Стой! Стрелять буду! — крикнули Адриану из-за заслона.
Он поднял руки и прошел еще немного.
— Не подходи!
— Да я тут побуду, — отозвался Карницкий и сел на жухлую траву в двадцати шагах от солдат. — Когда орденский командор приедет, разбудите меня, пожалуйста.
— А что, исцелили деревню-то? — поинтересовался другой голос.
— Исцелили.
Адриан, не заботясь о чистоте сюртука и уместности своего поведения, растянулся прямо на земле, подложив под голову сумку. И уснул.
Проснулся от негромких голосов.
— Мож, помер уже?
— Да непохоже, вишь, не иссох, как те. Поди, и впрямь нет больше тут хвори.
— А вдруг она в ём затаилась? Обмануть вздумала? То ж от чужака хворь, тама оне всякие бывают. Нельзя пущать.
— Эй, орденец! Старополье! Подъем! — прогремел приказ.
Карницкий сел и увидел мужчину в совершенно нелепейшем наряде: купеческий кафтан был пошит из дорогой тонкой ткани, которая обычно шла на камзолы благородных, при этом полы его были длиньше, чем полагалось, из-под кафтана виднелись короткие штаны, тоже более подходящие для аристократов, но с ними в паре были не остроносые туфли, а вполне привычные грубоватые сапоги. Волосы подвиты и уложены под шляпу, а борода торчит лопатой. А еще по лицу и фигуре этот странный человек больше напоминал деревенского кузнеца, который сдуру ограбил портного и нацепил на себя всё, что нашел в сундуках.
Никогда прежде Адриан не видел человека, больше похожего на попаданца, чем этот.
— Ты, что ли, вздумал угрожать? Думаешь, Путило так просто застращать?
Просто или нет, но он-таки приехал. Впрочем, Карницкий не стал говорить этого вслух, а сказал лишь:
— Не казните гонца! Сейчас я позову своего старшего! Прошу извинить за столь тягостные испытания для вашего терпения!
И неспешно пошел к другому концу деревни.
А там Марчук уже развел кипучую деятельность. Он собрал всех выживших в самом большом доме, где прежде явно жил грамотей, отыскал последнюю живую корову, что была уже на последнем издыхании, прирезал ее и сварил крепкий говяжий бульон, коим и потчевал сельчан. А их осталось не так много, причем больше женщины да подростки обоих полов, мужчин — раз-два и обчелся, а деток недорослых и стариков — по пальцам пересчитать.
— Путило приехал, — доложил Адриан, разглядывая ходячие кости. — А он точно не попаданец?
Аверий, раскрасневшийся от трудов да от жара печи, отмахнулся:
— По одежке судишь? Он всегда таким был. Сам у сохи родился, а всё в барья метит. Одевается так, чтоб смотрелось значительнее. Совсем уж по благородному опасается, а вот так, сикось-накось, ему годится. Пригляди тут пока.
Вернулся Марчук и злой, и довольный одновременно.
— Вот же лободырный! Баляба пятигузный! Как его только в командоры поставили? Не выпустит он нас, боится, что брешу я насчет хвори и мага подговорил.
— Так и чего? Навсегда тут останемся? — испугался Адриан.
— Нет, скоро Молчан заподозрит неладное, приедет и даст ему взбучку. Зато Путило согласился привезти провизию, несколько коров и сено для них тоже. Как народ на поправку пойдет, так всякому станет ясно, что нет тут больше мора.
* * *
Семь дней Марчук, Карницкий и Паник Куликов пробыли в Хлюстовке. Адриан вспомнил, как ходил за скотом, научился доить коров. Маг заставлял сельчан пить парное молоко прямо из-под коровы, потому как в нем жизненная сила плещется. Марчук готовил болтуньи, протирки и похлебки для болезных. И с каждым днем было видно, как крепнут люди. Они все еще выглядели оголодавшими и тощими, но понемногу разглаживалась кожа на лицах, появлялся румянец и блеск в глазах, худые руки и ноги наливались силой. Так что к седьмому дню большую часть работ орденцы смогли переложить на самих сельчан.
Путило уезжал и приезжал через день. И хотя он соглашался, что люди выглядят лучше, но солдат не отзывал и заграждения не убирал.
— Марчук, ну, ты ж меня понимаешь… А вдруг ты ошибся? Не могу я так рисковать.
На пятый день приехал и Молчан, не дождавшийся своих Стрел и Молотов обратно. Разругался с Путилой вдрызг, но так и не сумел его переспорить. Пообещал вызвать главного мага из Белоцарска, чтоб хотя бы тот вразумил упрямца.
А на восьмой день на взмыленной лошади прискакал незнакомый Адриану мужчина, подбежал к заграждению и попытался
