не грех поприветливей быть.
Я извлек мохнатое недоразумение и осторожно примостил на край стола. Кто его знает, может не принято тут у них тащить на стол… всякое.
— Так что за зверь это… Моль?
Глаза кузнеца ностальгически повлажнели.
— Ты это… убери все ж его… туда, откуда достал. Непривычен здешний народец к коббоку.
— К коббоку?
Мимоходом отметил, что слово читается одинаково в обоих направлениях. Напряг память, отыскивая нужное слово. «А роза упала на лапу Азора»… Тьфу, пропасть, да как же его⁉ О, палиндром!
— Ну вот и имя пушистику само нашлось. Колобком будет!– не удержалась и вставила свои пять копеек Маша-Морена.
Впрочем, Моль, пожалуй, и не расслышал реплики. Он как раз допил свое пиво и, со смаком крякнув, стукнул донышком о столешницу.
— Коббоки они… такие…
Кузнец достал из необъятных штанов кубик табакерки, набил нюхательной смеси в нос, отвернувшись к стене, оглушительно чихнул. Слюда в окнах жалобно тренькнула, но выдержала натиск. В кружку вновь плеснула рубиновая жидкость. Я искренне понадеялся, что на сем разъяснения о природе коббоков не исчерпали себя.
— В горах они, значится, обитают… Коббоки… Да.
— И что делает этот мохнатый шарик? Во что вырастает? Его содержат в доме? Чем кормят?
— Коббок… Он… Его… Они…
— Что, Молль? Не тяни кота за хвост!
— Не приручает их никто!
— Почему?
— Опасаются. Непредсказуемые они.
— Совсем непредсказуемые?
— Ну да. Мальчишки с ними балуются порой. Устроят им нору или землянку какую… ну и подкармливают. Коббок, он, как перекати поле. Неприхотлив в еде, ему мало нужно, крошку-другую хлеба в день, пару травинок, кусочек гриба или ореха, с наперсток водицы. Но вот сладости или сдобную выпечку любит. И если прикормить его в определенном месте, то он будет возвращаться туда каждый вечер. Или каждое утро.
— Тум!– разносчица поставила перед нами увесистое блюдо, наполненное клешнями, вареными шейками, панцирными тушками.
— Раки? Крабы?
— Всего понемногу,– пробасил Моль, уже выковыривая узким изогнутым ножиком мясо из клешни.
— Ну так в чем подвох?– глаза Маши горели нетерпением.
— Какой подвох?– кузнецу не слишком хотелось отрываться от вкусной еды.
— С коббоком!
— А… С коббоком… Да странный зверек. Он, коли привяжется к тебе, будто начинает ждать чего-то. Не ест, не пьет, смотрит на тебя глазами-бусинами, шерсть у него вроде как искрой пойдет временами… И ежели, к примеру, к нему в такую минуту прикоснуться, то…
Моль отложил вилку и взялся за кружку. Пил долго, со смаком.
— Ну что «то», что «то»-то?– не выдержала Морена.
— Да как-бы тут половчее сказать. Вот я, к примеру, кузнец. Погладил бы я коббока… искрящего то есть… не такого, как он сейчас… да…
— И?– я тоже стал терять терпение.
— И на несколько дней мастерство свое кузнечное, утратил бы… Да. Смог бы, пожалуй, подкову сковать… Ну или нож самый простой… А так нет… Зато ни с того ни с сего стал бы слышать лучше намного. Или бегать быстрее… Или плавать. А зачем мне плавать, как лосось? Куда бегать, ась? Я и так везде успеваю. А еще, бают… Ну, не то, чтоб я во все старушечьи бредни верил, но все же…
— Не томи, Моль!
— Того, кому удастся разобрать чего от него, значится, коббок хочет, ждет награда.
Мы переглянулись с Машкой.
— Ты о том же думаешь, что и я?
— Пет-квестодатель?– спросила она шепотом.
— А что, уважаемый кузнец, коббоку потребно?
— Вот энтого я сказать не могу. Чего не ведаю, того не знаю. Только, опять же по слухам, исчезает он после того, как получил нужное. Награждает, и исчезает.
— А награждает чем, не бают?
— Да кто ж его поймет… Может умением каким… Или одежкой богатой… оружием, снадобьем, припасом… Колчаном…Перевязью…
Моль немного захмелел. Хм, перевязью. А не спросить ли мне, кстати, о моей находке с клеймом?
— А не приходилось ли тебе слышать имя мастера Гиммли?
Кузнец даже пенным поперхнулся.
— Мастера… кого?
Выражение лица Моля недвусмысленно намекало на то, что вопрос он прекрасно расслышал. Но я, на всякий случай, повторил:
— Имя мастера Гиммли ни о чем тебе не говорит?
Усы у кузнеца обвисли, рот скривился, и даже вздернутая пышная борода уныло опустилась.
— Да какой он мастер! Вот дед у него был, тот да, отец… тоже ничего так… но уже не то совсем. А Гиммли-младший он…
Моль замялся.
— Так что он, уважаемый?
— Да малый даже не торговец!– выпалил собеседник, с грохотом припечатав днище кружки к столешнице. Пиво пролилось, разносчица тут же подскочила с тряпкой, не впервой, народ за соседними столами не обратил на эскападу ни малейшего внимания.
— А кто?– не унимался я.
— Малахольный он, Питер Гиммли! Продал кожевенную мастерскую предков. Накупил всякого барахла за бесценок, осла да тележку. Теперь таскается по городу, зарабатывает монету, чтобы отправиться в Цимес-град. И ладно товар бы какой ладный был, так ведь нет, мусор сплошной! Неделю назад животина не выдержала позора, видать, и пала. Так дурачок заместо осла сам впрягся! И самое место ему там! И поделом! А ты– «мастер Гиммли»! Еще и песни поет! «Что нас не убило, ей же, ей-ей, что не погубило, сделало сильней!» Тьфу!
Я не смог сдержать улыбки. Надо же! Юный бизнесмен средневековья, вдохновленный идеями позитивизма!
— А где я могу повстречаться с Питером?
— Да на кой ляд он тебе сдался? Мастеров настоящих у нас в слободе нет разве? Что сбрую коню, что доспех воину, что сапоги страннику или тесьму какую или, допустим, баклажку…
— Ты не понял, Моль. Вот почему
