Разве что Амалия Левановна, с которой он так и не побеседовал о своем прошлом. А стоило бы.
Мужчина засомневался, но решил начать с Оскара, а уже через него выйти на Амалию.
–Позовите доктора Руссо, – попросил он девушку на ресепшене.
–Какой у вас вопрос? – уточнила она, сосредоточенно моргая слишком длинными и пушистыми ресницами.
–Скажите, его старый друг Август решил покаяться. Пришел с повинной.
Девушка постучала себя за ухом, и Фостер отошел в сторонку, чтобы не мешать приватному разговору.
Оскар Даниэльевич не заставил себя долго ждать. Он вышел в приемную с поджатыми губами и решительно подошел к Августу с таким выражением на лице, что тот даже немного отступил назад:
–Чего еще? – рявкнул он. – Ты позавчера выписался, я больше не твой доктор. Если где-то бо-бо, записывайся на прием. Обслужат по высшему разряду, но я больше не играю в шахматы кием на льду.
–
Я не выписывался, – возразил Август. – Я позорно сбежал, введенный в заблуждение. Я раскаиваюсь.
–Поздно каяться! У меня твоя выписка лежит – “на основании добровольного оставления больницы и отказа от дальнейшего лечения”. Это моя справка об освобождении. Извинения приняты, но больше я в это не наступлю. И так лысый, еще и поседею в тех местах, где волосы сохранились.
Августу совершенно не хотелось, чтобы Руссо уходил. Он понимал, что если и этот человек его покинет, то не останется никого, с кем можно будет поговорить.Он стал лихорадочно придумывать любой повод его остановить.
–У тебя еще какие-то вопросы? – раздраженно спросил Руссо. Он явно торопился.
–Да! – выпалил Август. – Я бы хотел поговорить об этой, как ее? О вакцине от смерти!
Неожиданно в его голове наконец оформилась мысль, которая не давала ему покоя эти несколько дней. Он действительно хотел поговорить о вакцине, и это был уже не предлог.
–А чего о ней говорить? Или ты что-то начинаешь вспоминать? Готов продолжить работу над ней?
Фостер решительно замотал головой, подбирая слова, но Руссо истолковал это по-своему:
–Но, если ты больше ничего не можешь дать медицинскому сообществу, то о чем тут разговаривать? Не пойми неправильно, весь мир и наша больница, благодарны за все твои изобретения и достижения, но сейчас ты уже не тот гениальный врач, который спасал мир. Сейчас другие выполняют эту работу! Эта работа – полезное действие, а если ты не можешь приносить пользу, то… Извини. Просто живи в свое удовольствие.
–Слушай, Оскар, я понимаю, что у нас с тобой были какие-то терки в прошлом, но это действительно важно. Выслушай меня, пожалуйста! – взмолился Август.
Кажется, Руссо понял, что он действительно хотел сообщить нечто стоящее. Он серьезно посмотрел бывшему пациенту в глаза:
–Пойдем в кабинет.
В кабинете ничего не изменилось с того дня, как Август впервые попал туда. Впрочем, а что могло измениться меньше, чем за неделю?
Фостер сел на уже знакомое кресло и жестом, по-хозяйски, пригласил Руссо за стол.
–Ты понимаешь, что если вакцина поступит в массы, то ничего хорошего человечество уже не ждет?
Хозяин кабинета сел за свой стол, посмотрел куда-то мимо Августа и побарабанил пальцами по столу.
–Мне кажется, или тебе в коме отшибло мозг окончательно и бесповоротно. Ладно – амнезия. Плевать, что ты ничего не помнишь, но, мне казалось, что котелок-то у тебя варит! Это же вакцина от смерти, о которой человечество мечтало на протяжении всего своего существования!
–Эта вакцина – смерть для человечества. Его неизбежная гибель! Крах цивилизации!
Руссо схватился за голову:
–Что такое ты несешь? Ты соображаешь, где мы находимся? В больнице! Это место, где изо дня в день мы только и занимаемся тем, что боремся со смертью! Даем людям возможность прожить еще немного! И прожить максимально качественно – ходить своими ногами, смотреть своими глазами, обнимать родных своими руками! А не мучаться в ожидании конца.
–А ты не задумывался, что человеческий век конечен не просто так? Так было задумано по природе.
–По какой природе? – окончательно разозлился Руссо. – По природе люди раньше едва доживали до тридцати, а теперь спокойно – до ста! И это – норма, стандарт! Нам удается сохранить качество жизни пенсионеров, разве это плохо?
Он слегка запыхался от своей пламенной речи, отдышался и продолжил:
–Мы стали жить лучше, стали жить дольше! Что ужасного в том, что человек наконец-то получит надежду на бессмертие? На вечную молодость? Или ты видишь в них конкурентов? Хочешь оставаться единственным бессмертным на земле?
Август вскочил с кресла и беспокойно заходил по кабинету вперед-назад, как Оскар в день их знакомства, так же заложив руки за спину. Он пытался справиться с мыслями и внезапно нахлынувшими эмоциями. Наконец, он повернулся к Руссо и почти закричал:
–Люди должны умирать! Никто не должен жить вечно! Вспомни, о чем мы говорили в самый первый день, когда я только вышел из комы?
–О том, что ты ни фига не помнишь.
–Нет! Мы говорили о том, что передовые технологии служат лишь богатым людям. Ты понимаешь, что вакцина от смерти будет стоить столько, что ее смогут себе позволить лишь богатейшие из богатейших? Хорошо, я уже получил свою дозу. Допустим, тебе тоже перепадет – ты же так много вложил в меня, в больницу, и вообще красавчик. Получишь ты свой укол! На ком-то же надо будет испытывать, да? Я просто сомневаюсь, что у тебя достаточно денег, чтобы купить его по рыночной стоимости после всех испытаний. А элита: правительство, олигархи… Они получат уже готовый обкатанный и действенный препарат. Понимаешь, чем это грозит?
Оскар стушевался и стал молча смотреть на свои руки. На его лице явно читалась усиленная работа мысли. Кажется, до него начала доходить вся опасность этой ситуации.
Они молчали довольно долго – минут двадцать. Фостер даже решил, что Руссо уснул, но, приглядевшись, понял, что тот просто размышляет с закрытыми глазами.
Наконец, он поднял голову и посмотрел на Августа:
–Я понял, к чему ты клонишь. К тому, что действующая верхушка, уколовшись вакциной и обретя бессмертие, не даст больше никому шансов выбраться наверх. Они займут все самые сочные и жирные места, усадят туда же своих детей, а остальные, те, у кого нет средств на вакцину, никогда не смогут вылезти из
