клевещешь?!»
26 июня. Получил письма от Лены, дяди, Нади и Григора.
27 июня. Переместились на новые квартиры, в бывшую греческую школу. Комнаты светлые и чистые.
Уже на шестой день после начала войны во всех частях нашего полка, переброшенного на побережье Эгейского моря, были созданы подпольные ячейки. На заседании руководства подвели итоги этой работы. Оказалось, что в полку более сорока коммунистов и комсомольцев и довольно много солдат, находящихся под нашим влиянием.
С Аргиром по-прежнему поддерживал регулярную связь, не рассказывая ему, однако, о наших делах. В первые же дни я сказал, что мы нуждаемся в оружии. Он пообещал помочь, и действительно вскоре я получил от него несколько пистолетов и гранат. Другие товарищи тоже сумели достать кое-что из оружия.
28 июня после обеда узнал, что ночью нас выведут на облаву и обыски. С Аргиром мы уже встречались утром, но я не был уверен, что он снова придет вечером. Кроме того, мне предстояло заступать в караул, а людей надо было во что бы то ни стало предупредить. Только как это сделать, если я никого не знаю? И тут как раз ко мне подошел Соколов, направлявшийся в увольнение. Я поручил ему сделать все возможное, чтобы предупредить наших людей в городе, а сам быстро побежал к плацу, где унтер-офицер уже строил караул.
После Соколов мне рассказал:
— Несколько часов я сновал по улицам города, надеясь встретить кого-нибудь из знакомых, все напрасно. Тогда я зашел в первую попавшуюся парикмахерскую. Там ожидали своей очереди только греки. Парикмахер тоже был грек. Обращаясь ко всем сразу, я спросил:
— Можно ли побриться без очереди? Я очень спешу. Парикмахер, уже пожилой человек, указал мне на свободный стул, а один из очереди по-болгарски сказал:
— Все тут спешат.
А мне только того и надо: я понял, что этот человек знает болгарский язык.
— Я в самом деле спешу. Ночью предстоит облава, и надо еще многое сделать, но если вам тоже некогда, то могу остаться и небритым. Невелика беда.
И меня сразу же след простыл.
Вечером к ограде подошел Аргир:
— Верно ли, что ночью будет облава?
— Да, будьте готовы.
Очевидно, фраза, брошенная Соколовым в парикмахерской, сделала свое дело.
1 июля. Нас подняли в три часа. Обыски начали в шесть. Нет ничего более неприятного, чем врываться в чужой дом, рыться в чужих шкафах и сундуках со скудным скарбом. Наша группа в этот день не обнаружила ничего подозрительного.
2 июля. Получил письмо от Лены.
Разразившаяся война у многих вызвала испуг и растерянность. Этого нельзя сказать про моих друзей и товарищей — коммунистов. Они самостоятельно, без всяких указаний свыше, начали сплачивать вокруг себя солдат в разных полках, батальонах и ротах, отыскивали единомышленников и сочувствующих, создавали организации.
Возникли организации в прибрежных артиллерийских батареях, соседних полках, интендантской команде и саперном батальоне. Было создано и дивизионное руководство. Возглавил его Петр Вранчев, а его ближайшими помощниками стали Антон Попов и Желязко Колев.
Наше полковое руководство собиралось почти каждый вечер. Новости после этого разносились по всем батальонам и ротам. Аргир регулярно информировал нас о передачах московского радио, а также о всех решениях Греческой коммунистической партии.
В то время в Ксанти издавалась газета «Прибрежная Болгария». В ее типографии печатником работал Ицо Спиров. Он имел доступ к бюллетеням Болгарского телеграфного агентства, и мы с его помощью узнавали о положении на фронте.
Главной своей задачей в тот момент мы считали разоблачение лживой пропаганды противника.
19 июля. Пришел приказ представить список солдат, отправляющихся в отпуск во вторую очередь. Из нашей роты в этом списке 34 человека. Попаду ли я в него?
21 июля. Утром принесли отпускные удостоверения. Завтра отправляемся в Момчилград. Радуемся, словно дети на пасху.
Узнав, что еду, я сразу отправился к Аргиру. Взял у него пистолеты и гранаты, которые он приготовил для меня, познакомил его с товарищем, выбранным моим заместителем. Договорились, что, как только вернусь, тут же дам знать о себе.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
1
Тридцать дней отпуска для солдата — это и много и мало. Много — когда думаешь о них, находясь на службе; мало — когда приедешь домой.
Переодевшись в гражданское, уже на второй день я почувствовал себя так, будто и не было за плечами трех месяцев службы в армии. Дома начались обычные встречи, заседания, митинги. И хотя я не входил в состав районного комитета комсомола, уже с первых дней включился в работу.
Передо мной стояла задача: установить связь с партийным центром, доложить о нашей работе в полку, посоветоваться, на верном ли мы пути, договориться о дальнейших действиях.
С районным комитетом партии я связался через Пешо Майну. Он был своим человеком в нашем доме и мог приходить в любое время.
Пешо был первым, кого я увидел по приезде в Софию. Поговорили о том о сем и, так как нам обоим было некогда, условились встретиться на следующий день в девять часов вечера. В этот час начиналась передача московского радио на болгарском языке, и мы собирались, чтобы послушать новости с фронта. А они были неутешительные и даже тяжелые. В конце сводки диктор обычно сообщал: «После тяжелых и упорных боев наши войска оставили…»
Газеты регулярно печатали карты с обозначением линии восточного фронта, и мы карандашом отмечали оставленные города. Но, хотя немцы заняли уже большие территории, никому из нас не приходило в голову, что это может решить исход войны, что мы, возможно, проиграем ее…
Пешо пришел, когда передача уже закончилась.
— Что сообщили?
— Сбито двадцать четыре самолета, уничтожено тринадцать танков, а один снайпер истребил сто фашистских офицеров и солдат.
— Хорошо. Если так пойдет дальше, скоро поредеют дивизии фюрера.
Я ему подробно рассказал о своей организационной работе в полку, о людях, которые нас поддерживали, о настроениях солдат, о положении греческого населения и наших связях с ним.
— Очень хорошо. Постараюсь завтра познакомить тебя с одним товарищем. Обо всем доложишь ему.
Встреча эта состоялась не на следующий день, а почти через неделю. Товарища звали Димо Дичев.
— Мы еще увидимся с тобой, а теперь, смотри, не очень влезай в комсомольскую работу. Ты нам понадобишься для другого, более важного дела, — сказал он в конце нашей беседы.
С Димо Дичевым мы встречались еще несколько раз. При последней встрече, перед моим возвращением в полк, договорились об условном сигнале, который будет дан из Софии, если Центральный Комитет решит начать восстание в районах,
