одну ступеньку в темный подвал – шаг за шагом, касаясь ледяных осклизлых стен ладонью, наугад, не столько всматриваясь в темноту, сколько вслушиваясь в нее. Сознания коснулся тихий писк, который с каждым шагом становился все громче. Ровный, надоедливый, на одной ноте, будто зуммер. Где-то Макс уже слышал такой. Ах да, в больнице, очень давно, когда сам шагнул за черту… «Я не хочу туда! – невольно запаниковал он, будто ему было не двадцать семь лет, а снова семнадцать. – Это не настоящее, а прошлое», – попытался убедить себя, но писк становился все громче, отчаянней. Он не увидел, но догадался, что этот звук породил суету: кто-то всполошился, куда-то побежал, а потом вокруг Макса сомкнулось кольцо из людей с закрытыми масками лицами.
«Это иллюзия. Тебе в другое место», – попытался он выровнять свое направление. Писк стал прерывистым, развороченную когда-то взрывом левую ногу полоснуло болью, грудь и плечо будто ошпарило кипятком. И следом на Макса обрушилась какофония из плача, криков, бормотания и смеха. Это оказалось настолько сильно, что он покачнулся, взмахнул руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться, только не нащупал никакой опоры. От лавины чужих голосов накатила тошнотворная мигрень, и Макс рухнул на колени, сжал ладонями виски, будто это могло остановить новую вспышку адской боли. А потом погрузился в спасительную тишину. Но за мгновение до этого успел услышать вполне четко произнесенную фразу:
– Сердцеедка. Ищи ее!
Привела его в чувство хлесткая пощечина. Макс открыл глаза и первое, что увидел, – покосившееся серое небо.
– Черт тебя побери, – ругнулся кто-то сквозь зубы, и небо заслонило лицо Люсинды. Краски схлынули с ее лица, и на фоне алебастровой бледности светло-зеленые глаза показались Максу изумрудными, а растрепанные рыжие волосы – темно-каштановыми.
– Ты офигел?! – вдруг заорала Люсинда, едва он встретился с ней взглядом. Это было так внезапно, так неожиданно и непривычно – увидеть от безэмоциональной Люсинды такую реакцию, что Макс рывком сел.
Его тут же качнуло, он оперся ладонью на влажную от подтаявшего снежка землю и подтянул ноги. Еще одно усилие, и смог пересесть на лавку. Люсинда же осталась стоять напротив, гневно хмурясь.
– Зачем ты это сделал?
Она подняла руку с зажатыми в ней бусами, а затем практически швырнула оберег Максу на колени. Он невольно отпрянул. И зря, потому что от резкого движения снова замутило. Макс стиснул зубы и зажмурился.
– Что, плохо? – спросила уже спокойней Люсинда и присела рядом. – Как маленький…
– Кто бы еще говорил, – не удержался Макс, припоминая ей те случаи, когда она сама пренебрегала защитой. Но Люсинда только хмыкнула.
– Идти сможешь? – спросила она через какое-то время.
– Я не ранен.
– Но заорал так, будто тебя живьем резали.
– Зашел не туда. Случайно получилось.
Он не стал признаваться, что ему действительно было больно – так, как много лет назад.
– Шоколадку дать?
– Нет, не надо.
Макс осторожно наклонился, собрал чистого снега в ладонь и обтер лицо. От холода стало немного легче.
– Можем зайти к дяде Паше и пересидеть у него, пока ты не придешь в себя.
– Я в порядке, Люси! Пять минут, и все пройдет, – несколько раздраженно отозвался Макс. Кажется, раньше напарница так не кудахтала над ним. К счастью, Люсинда больше не полезла к нему с заботой.
– Что ты услышал? – спросила она, когда он поднялся с лавочки.
– Если отбросить помехи, то ничего. Почти ничего. Сердцее…
Но Люсинда внезапно охнула и схватила Макса за руку. Он проследил за ее взглядом и тоже едва сдержал возглас, увидев на снегу цепочку следов.
– Их тут не было, – прошептала Люсинда, невольно стискивая его ладонь. – Не было… Или это твои?
Макс качнул головой и для наглядности оставил рядом отпечаток своего ботинка.
– У меня обувь на пару-тройку размеров больше и подошва рифленая. Подожди здесь.
– Нет уж. Я тебя уже подождала.
Он не стал больше спорить, и они вдвоем отправились по следам, которые привели к сараю.
– Защита, – напомнила Люсинда, и Макс напялил на себя ожерелье. Вот бы уж потешился Гера, увидев его снова в деревянных бусах поверх байкерской куртки! Бусы, ожерелья, фенечки, платки удивительным образом шли шаману, Макс же с подобным «украшением» ощущал себя странно. Красивым, как выразился Гера.
Он потянул на себя деревянную дверь, зажег на мобильном фонарик и осветил помещение, из которого дохнуло чем-то химическим.
– Краска и растворитель, – тут же опознала запах Люсинда. – Может, здесь была мастерская?
Макс обвел лучом света помещение, но, к его разочарованию, в сараюшке ничего не оказалось. Или все, что тут находилось, вынесли после пожара? То, что сарай не пострадал от огня, не удивляло, так как дом находился на приличном расстоянии.
Макс обошел пустое помещение, простучал ботинком участки деревянного пола в тех местах, где половицы были неплотно приложены. Пару дощечек он даже приподнял, но под ними обнаружился лишь бетон.
– Ничего, – сдался он. – Ты тоже ничего не чувствуешь?
– Холод. Вот здесь. Конкретно от этого места.
Люсинда приложила ладонь к дощатой стене, и Макс присмотрелся.
– Открой, пожалуйста, дверь, она захлопнулась, – попросил он, а затем на всякий случай сфотографировал участок голой стены, на который указала напарница. Со вспышкой и без. Простучал стену, но пустот не обнаружил.
– Ничего тут больше нет, Люси, – вздохнул он. – Пойдем?
Девушка не стала задерживаться и первой вышла наружу. На улице она полными легкими вдохнула колючий от холода воздух, будто в сарае ей стало нечем дышать. И уже после этого спросила:
– Так что ты услышал?
– Одну фразу. Чтобы искали какую-то сердцеедку. Но я не уверен, что это сказал художник. Понимаешь, я решил, что смогу почувствовать его лучше, если окажусь без защиты, возможно, даже увидеть его. Но не учел того, что притяну… остальных.
– Тут много призраков? – ужаснулась Люсинда, но Макс покачал головой.
– Нет. Был один, вряд ли художника. Я сбился с пути и будто провалился в свое прошлое, в моменты, когда случились первые контакты с мертвыми. Это произошло в больнице. Сама понимаешь, какой фон и тогда, и сейчас на меня обрушился. Я опять едва справился. Не без твоей помощи.
Люсинда, похоже, не различила иронии в его голосе, уткнулась носом в воротник и буркнула:
– Я испугалась. И пока не придумала, как по-другому приводить тебя в чувство. Только лупцевать по лицу.
Макс улыбнулся.
– Не могу сказать, что это мне нравится. Но действенно.
Они дошли до мотоцикла и остановились. Люсинда потопталась рядом, будто в сомнениях, а потом решительно стянула с головы шапочку, сунула в карман и взяла свой шлем.
– Байк тоже был красный? – вырвалось у
