– Предсказание? – переспросил он. – Да, конечно… Я расскажу.
С месяц назад он попросил у графа позволения покопаться в его библиотеке. Граф указал на одну из полок своего книжного шкапа, сказал, что здесь имеются любопытные фолианты, способные развеять любой сплин. Предупредил лишь, что к ним не следует относиться с излишней серьезностью.
В руки ирландца попали ветхие, написанные века тому назад книги, повествующие об истории Валахии. Большинство было написано на латыни, которой О’Рейли владел, так как у себя в Ирландии всерьез занимался филологией и лингвистикой. Книги, писанные в основном суеверными монахами, содержали в себе гремучую смесь исторических фактов и несуразных выдумок, основанных на народных преданиях. Мифы о «черном воеводе» Раду Негру и о мастере Маноле, замуровавшем в стену свою жену, чтобы построить лучший в мире собор, соседствовали со скрупулезными описаниями битвы при Посаде и восстания молдавского господаря Богдана. О’Рейли читал все подряд, безошибочно, как и подобает человеку образованному, отделяя правду от вымысла, однако самая старая книга, датированная четырнадцатым веком, и самая, казалось бы, фантастичная привела его в смятение.
– Что же это за книга? – поинтересовалась Анита.
– О, это книга необыкновенная! – С тарик бережно выложил перед гостьей разбухший от сырости том, перелистнул несколько страниц, исписанных витиеватыми литерами со множеством закорючек и виньеток. – Вы знаете латынь?
– К сожалению, нет.
– Жаль… Я мог бы предложить вам увлекательнейшее чтение. Если говорить в общих чертах, то это книга пророчеств. Она составлена одним бенедиктинцем, имя которого нигде не значится. Думаю, он боялся попасть в немилость за свое провидчество, поэтому предпочитал сохранять инкогнито.
– Что же такого опасного он напророчил?
– Он предвидел убийства Влада Цепеша и Михая Храброго, крестьянский бунт в Трансильвании в тысяча четыреста тридцать седьмом году, присоединение здешних земель к империи Габсбургов, засилье турок…
– Ну а замок?
– Насчет этого замка прогнозы самые мрачные. Сначала процветание, затем запустение на много столетий, затем он ненадолго попадет в руки безумца и, наконец, будет поглощен геенной.
– Геенну вы понимаете буквально?
– Нет… Но полагаю, автор имел в виду пожар… во всяком случае, что-то связанное с огнем. Потому я и предупредил вас вчера.
– Да уж, – промолвила Анита, – такие пророчества на кого угодно страх наведут.
– Вы напрасно иронизируете, – вздохнул старик и убрал книгу. – Я неплохо знаю историю и могу сказать, что две трети предсказаний этого бенедиктинца сбылись. Вот и за судьбу замка я опасаюсь… А мы как-никак здесь живем!
– Хорошо… Период запустения вроде бы закончился. Стало быть, сейчас замок должен находиться в руках безумца. Кто же он? Граф Ингерас?
– Нет, – О’Рейли покачал головой, – граф не безумец. Я постоянно общаюсь с ним и нахожу, что это один из умнейших представителей своего века. Он эрудирован, как Дидро, и талантлив, как Леонардо. Да вы и сами имели возможность в этом убедиться, не так ли?
Анита подумала, что, если бы не медицинские познания графа, ее бренную плоть уже месяца три глодали бы черви. Но разве редки случаи, когда безумие уживается в человеке с гениальностью?
– Если граф не сумасшедший, то, значит, ваш монах ошибся.
– Возможно, у замка сменится хозяин, или…
– Или?
– Или сейчас здесь распоряжается вовсе не граф Ингерас.
Последнее предположение заинтриговало Аниту, но вытянуть из О’Рейли еще что-то у нее не получилось. Старик сообразил, что и так сказал слишком много, и сделался малоречивым. Твердил, что все это лишь догадки, смутные подозрения, на которые Анита вольна не обращать внимания.
С тем она и ушла. Визит к «синему старику» ничего не прояснил – напротив, нагнал еще больше морока.
В своей комнате она застала Веронику, которая растапливала камин, угасший на рассвете.
– А где Алексей Петрович?
– Откуда ж мне знать? Я думала, он с вами…
Анита нахмурилась. Бегло просмотрела вещи супруга и обнаружила, что все на месте, за исключением шлафрока и мягких домашних туфель. Покоился на месте и «Патерсон». Вероника сообщила, что, когда она пришла с дровами, барина в комнате не оказалось, но дверь была не заперта. Это говорило о том, что Максимов отлучился ненадолго, скоро вернется.
Минул, однако, час, а он не возвращался. Анита, испытывая сильную тревогу, прошлась по замку, но быстро поняла, что это ничего не даст. Пустые коридоры и мириады помещений. Не аукать же, в самом деле, как в лесу…
Она вышла на улицу. Этой ночью обошлось без снегопада, во дворе четко отпечатались следы еще со вчерашнего дня. Анита внимательно изучила их и сделала вывод, что сегодня из замка выходила только Вероника. Алекс должен был находиться внутри, если, конечно, не улетел на внезапно отросших крыльях или на спустившемся с неба аэростате.
Тревога переросла в уверенность: случилось что-то ужасное.
Анита пулей взлетела по лестнице на башню и стала неистово колотить в дверь кабинета графа Ингераса.
Верхние веки словно приклеились к нижним, и Максимову стоило огромного труда открыть глаза. Он чувствовал, что его тело онемело, а еще – что из него вытекают жизненные силы. Понемногу, по шкалику, но – неостановимо.
Он сделал попытку подняться, но руки и ноги оказались прикрепленными к стулу. Скосил глаза вбок и увидел сидящего на полу со скрещенными по-турецки ногами китайца Вэнь Юна. Тот курил свою смердячую трубку и был облачен в черный балахон, только капюшон с головы скинул. Может, не ждал, что пленник очнется, а может, имел другие причины не скрывать более своего лица.
Максимов вспомнил все. Заметил, что дурманные листья на подставке больше не курятся, воздух в камере более или менее очистился. Оно и понятно: китаец хоть и привычен к зелью, но и для него доза сонного дыма, свалившая Максимова с ног, была бы великовата.
Что-то часто капало с негромкими всплесками. Максимов ощутил боль в левой руке, а по коже ползла горячая змейка. «Кровь! – дошло до затканного маревом сознания. – Эта макака вскрыла мне вену, и из меня в какую-то посудину вытекает кровь».
Вспомнился египтянин в подземном склепе, и все звенья логической цепочки заняли надлежащие места.
– Так это не Йонуц? Это ты убивал и выкачивал кровь?.. Сначала мавр, потом Халим… Сколько их было всего?
Максимов говорил по-французски, но Вэнь Юн сидел безмолвно и безмятежно, попыхивал своей отравой. Знает ли он какие-нибудь языки, кроме своего варварского?
– Живо меня выпусти! – Максимов перешел на русский, посчитав его наиболее экспрессивным и доходчивым. – Я с тебя шкуру сдеру, на куски порежу!..
По правде-то, ситуация была обратная – это Вэнь Юн мог сделать с привязанным к стулу узником все что угодно. Он и бровью не повел в ответ на пустопорожние угрозы – сидел себе, сосал дым, только взял тоненькую палочку и повертел ею в трубке, чтобы та исправнее коптила.
