хотя береженого Бог бережет, — к лакомству она так и не притронулась.
— Ох, хорош супчик! — облизывая пустую ложку, похвалила стряпню Глафира. — Небось, хозяева тебя обожают за такую готовку! И все тарелки пустые возвращают. Ты давно здесь работаешь? — плавно перешла она на «ты» с кухаркой.
— Дык работаю тут, почитай, всю жизнь. Сначала с теткой своей тут на кухне помогала, чего пособить требовалось, ну так, принести, порезать, а кухаркой стала восьмой годок как, — скромно похвалилась Дуся.
— А хозяева у тебя, наверное, капризные? Привыкли, небось, заграничных лягушек есть? Или нашу российскую кухню уважают? — снова облизывая пустую ложку, спросила девушка.
— Да я и российскую, и заграничную могу. Тебе, если хошь, могу французовских али итальяновских рецептур рассказать! Хош те же лягушки как готовить, хотя тьфу а не блюда, но Надежда Яковлевна иногда может их заказать. Говорит, по вкусу как цыпленок. Хотя какой там к бесу цыпленок, если она в болоте квакала, тьфу ты, — в сердцах сплюнула стряпуха.
— Да, я слышала, она из Парижу приехала, а там и не такое едят! — покачала головой Глаша. — А хозяин ваш что предпочитает есть — тоже трюфеля небось?
— Да не, Яков Давыдович простой, в еде неприхотлив, что дадут — то и съест, а еще и похвалит. Ангел просто, а не хозяин. Сейчас, правда, приболел, бедняга. Я даже по утренней зорьке бегала на Благовещенку, за него свечки Пантелеймону ставила. Говорят, он помогает. В горячке хозяин уже неделю лежит, — недовольно поцокала языком Дуся.
— Так и лежит? Не встает?
— Вот вчерась вроде полегчало, а сегодня опять плохо, — ответила Дуся расстроенно. — И вот ведь все обрадовались, что ему лучше, а тут опять.
— А к нему никто не приходил сегодня?
— Дык только доктор Семеон ходил, и то княгиня вызывала.
— А другие кто ходил?
— Никто. Его помощник, белобрысый такой офицер, не помню, как зовут, приходит иногда, справляется о здоровье, но сегодня его не было. Точно не видела никого, — покачала головой Евдокия.
— Якову Давыдовичу так плохо было, что он твой вкуснейший супчик и не попробовал? — с удовольствием облизывая снова пустую ложку, спросила Глаша.
Ей эта кулинарная пантомима уже надоела, но что делать — служба такая, потому приходилось налегать на хлебушек.
— Почему не попробовал? Попробовал супчик, сама ему тарелку наливала, потом Верка ему наверх отнесла, почти все съел, — с гордостью ответила Дуся.
— Всю тарелку? Надо же! А что еще ел? Хлеб? Салат? Мясцо?
— Нет, только суп ел, хлеб обратно вернулся.
Глафира ненадолго задумалась, ее версия трещала по швам. Она растерялась, уткнулась носом в свою тарелку, на дне которой и появилась смутная догадка, но нужно было все проверить и перепроверить.
— Всю тарелку, говоришь, съел, и это больной умирающий человек? Ты, наверное, придумываешь. Там из тарелки блюдечко небось малюсенькое, — Глаша весело рассмеялась.
— Да ты шо?! Вот те крест! Любимая тарелка Якова Давыдовича, он всегда только из нее и ест! Никому больше не дает! Вот такая! — Дуся показала в обхвате тазик, не меньше полуметра.
— А взглянуть на нее можно? А то я тебе не верю! — ехидно улыбнулась Глафира.
— Она грязная еще, Верка, шоб ее за ногу, до сих пор не помыла посуду, вот с пацаном все болтает. Но я ей скоро займусь, — она кивком указала на миловидную светленькую девчонку, мило флиртующую с Ванькой за соседним столом.
— Ну и что, что грязная! Я только посмотрю! — заныла Глаша и сделала умоляющие глазки.
— Хорошо, щас убедишься! Верка! Верка! Оторвись на минуту! — зычно гаркнула Дуся.
— Ну чаво? — светленькая Верка обернулась и уставилась на Дусю.
— Вера, принеси мне сюды тарелку Якова Давыдовича! Давай быстро неси!
— Тарелку? А зачем? Она же грязная! Там Николай мне еще воды не принес, я не успела помыть! — заныла девушка, глазки ее сиротливо забегали, но Глафира была уверена, что при упоминании злополучной тарелки в душе Веры засуетился страх.
— Неси, я сказала! Что ты со мной пререкаешься? Грязную неси! — еще громче гаркнула Дуся, и на кухне застыла угрожающая тишина.
— Несу, — уныло ответила Вера и поплелась в соседнюю комнатушечку, где дожидались водных процедур грязные тарелки, миски, чашки и сотейники.
Дуся с улыбкой повернулась к гостье и только хотела спросить, как ей супчик, как послышался грохот и звон посуды. Все повскакивали со своих мест, побежали к Вере.
Глафира была первая, она ворвалась в каморку и застала такую картину.
Со слезами на глазах Вера бросала об пол изящную фарфоровую тарелку, а потом с помощью каблука пыталась расколотить ее на мелкие осколки.
Глаша застыла в дверях, тут же влетела в комнату Дуся, мигом оценив обстановку, влепила пощечину Вере, чтобы остановить истерику, и, немного отдышавшись, заявила:
— Вот и получишь ты, Вера, нагоняй от хозяйки. Надерут тебе уши за такие художества! — кивнула она на осколки тарелки.
— Не нагоняй она получит, а виселицу — за покушение на убийство, за попытку отравления своего хозяина! — громко заметила Глафира.
Она подняла с пола большой осколок некогда изящной фарфоровой тарелки, положила его в холщовый мешочек, спрятала в карман.
Вера залилась горючими слезами.
Новгородская область. Батецкий район. Наши дни
Стефания и Антон встретили своих друзей по несчастью на выходе из деревни. Майка сразу подбежала к подруге.
— Ну, ты как себя чувствуешь? Выпила лекарство? — с тревогой спросила она.
— Да, все выпила. Не волнуйся, уже все нормально. Я чуток отлежусь, и все пройдет, — с улыбкой ответила Белинская.
Выглядела она уже гораздо лучше и за живот хотя бы не хваталась.
— Тогда пошли в лагерь, — согласилась Майя.
— А что вам Агафья рассказала? — присоединился к ним Антон.
— Да сказочки всякие, про проклятия, оживших покойников, крестный ход — походу, бабулька не в себе! — ответила подошедшая Рита.
— Не забудьте о легенде про Рюрика-зомби и проклятие Воландеморта добавить! — захихикал Никита. — А еще про невидимого убийцу у нас в лагере!
— Это он о чем? — удивилась Стеша.
— Мы, видать, много пропустили! — почесал голову Антон.
— Я тебе потом все объясню, — устало ответила Майя. — А информация от Агафьи действительно весьма интригующая.
— Да, надо ей только на шампуни и кремы переходить! — засмеялась Стеша.
У Майи улучшилось настроение, раз с подругой уже все хорошо.
Они пошли в сторону лагеря.
— Я тут знаешь что подумала? — шепотом промычала Белинская, почти вплотную приблизившись к Майкиному уху.
— Не знаю, но надеюсь, ты мне об этом сейчас скажешь и не будешь облизывать мне уши! — отодвинулась от нее Виноградова.
— Тс… не кричи ты так! Я думаю, тебя хотели убить!
— Чаво?
