Это плохо.
− Почему плохо?
− В твои годы надо, чтоб мальчики нравились. Ты наполовину армяночка, в тебе южная кровь течет. Если никто не нравится, надо к доктору.
− Да все у меня в порядке! Ладно, скажу: нравится один. Только он на три года старше.
− Это хорошо, что старше. Так и надо. А ты ему?
− Не знаю. Иногда вроде нравлюсь, а иногда… Все каникулы прошли, а всего два раза виделись. Он друг Никиты, вместе лицей оканчивают, куда я буду поступать. Его Вадимом зовут.
− А фамилия?
− Не знаю.
− Не знаешь? Нравится, а фамилию не знаешь? А вдруг он какой-нибудь нерусский?
− Ба, а я кто? А ты? Какая разница: русский, нерусский? Помнишь, как в мультике про поросенка: главное, не кто ты, а какой ты.
− Ну, все-таки. Ты в России живешь — лучше, чтобы русский.
− Да у меня с ним ничего нет! Просто, нравится − и все. Один раз показалось, что он ко мне тоже что-то испытывает, − когда он меня в клуб пригласил перед каникулами. А потом − ничего.
− Тогда он глупый. Такая девочка! Если старше на три года, значит, ему восемнадцать уже. Уже женщина нужна, − на что ему девочка? Забудь его − другого найди.
− Ба, как ты можешь!? Неправда, никого у него нет! Он в институт готовится, занимается много. И потом − как это: «найди другого»? Если один человек нравится, то никто другой уже не нужен. Это ведь от меня не зависит.
− Молодая ты еще, глупая. Ладно, давай баиньки. Завтра побольше о нем расскажи. Так, значит, ты еще с ним не целовалась? Правду скажи.
− Ба, да ты что? Конечно, нет! Я же тебе сказала: ничего нет. Нравится − и все. И вообще, мне в лицей надо готовиться. Вот поступлю, тогда буду влюбляться.
− Бедняжка! Даже любить ей некогда! Самое лучшее − и все потом, потом. Ну, спи, голубка моя! Дай, я тебя в щечку поцелую.
Глава 10. Чужая беда
Первый школьный день после каникул прошел под знаком любви и дружбы. Перед лицом скорой разлуки, и возможно навсегда, девятиклассники погрустнели и сделались подчеркнуто внимательными друг к другу. Слухи о том, что Снегирева с Белоконевой намылились в лицей при Политехе, все-таки просочились, но особенного ажиотажа не вызвали, поскольку добрая половина одноклассников тоже навострила лыжи — кто куда. Только завучиха, встречая Настю в коридоре, грустно качала головой да математичка Светлана недвусмысленно дала подругам понять, что категорически не согласна с их предательством. Просто, взяла и вкатала Насте подряд две четверки − ни за что! А Наталье вообще влепила трояк за пустяковую ошибку. Но подружки даже не стали выяснять с ней отношения: ясно же, что Светлана так поступила с горя. Как же, ее самая большая надежда и опора уходит, да еще и подругу с собой уводит, — когда та, наконец, поладила с алгеброй и выбилась в хорошистки. Выходит, трудилась-трудилась, возилась с ними едва ли не с начальной школы — и все напрасно, пожинать плоды на выпуске в одиннадцатом классе будет кто-то другой.
Возвращаясь из школы, Настя стала свидетельницей конфликта, уже давно расколовшего их двор на жалельщиков бродячих псов и их ненавистников. Возле мусорного бака, грустно понурившись и став от этого еще миниатюрней, топталась бабушка Зара, а на нее наседала дворничиха, грозно размахивая метлой.
− Еще раз увижу, что псов приваживаешь, прямо этой метлой огрею! − орала дворничиха. − А семейку оштрафую! Не смей больше их кормить! Всю песочницу загадили!
− Но, как же не кормить? − жалобно лепетала Зарочка. − Они так нуждаются! Вон как животики присохли. Ты же кошек не гоняешь, а они тоже − в песочек.
Три разнокалиберных пса за мусорными баками молча ожидали окончания разборки.
− Не твое армянское дело! У себя дома распоряжайся! От кошек польза! Уйдут кошки, − придут крысы! А псы мало что гадят, так еще на людей бросаются! Вон давеча малыша целая стая чуть не порвала. Чтоб я больше этой кормежки не видела, последний раз предупреждаю!
Сокрушенно качая головой, Зарочка направилась к подъезду. Псы, не солоно хлебавши, гуськом побрели со двора.
− Ба, не расстраивайся, − догнала ее Настя. − Ты собирай косточки или что там еще, а я буду в школьном дворе собачек подкармливать. Там их все жалеют, − они добрые и никого не трогают. И сторожиха не ругается, они ведь ночью двор охраняют. Знаешь, какой лай поднимают, если бомжи или хулиганье забредут. Ты складывай в кулек, а я буду забирать. А захочешь сама покормить, пойдем вместе.
Сбегав на улицу, она положила под дерево бабушкино угощение: размоченные в бульоне корочки хлеба с костями. И сейчас же прятавшиеся за углом собаки потянулись к еде.
− У тебя или у меня сегодня обедаем? − позвонила Наталья. Они давно уже перешли на совместную кормежку, дабы зря не терять время на готовку: за едой можно было обсудить самые животрепещущие вопросы, чтобы потом уже ни на что не отвлекаться.
− Давай у тебя. − Настя втайне надеялась что-нибудь узнать о Вадиме: может, объявится или хотя бы позвонит Никите. Ей очень хотелось спросить о нем, но она терпела, не хотела лишний раз лишний раз привлекать Наташкино внимание. Ведь та такая ушлая: моментально все просечет, а потом Никите натреплется о Настином повышенном интересе.
За каникулы Настя так и не увидела Вадима, − если не считать той дискотеки. Сначала ждала, что он зайдет или хотя бы позвонит, − но время шло, а ничего не происходило. И Настя крепко загрустила. Ведь тогда, после памятного объятия и его слов, полных заботы и участия, она почти уверилась, что небезразлична ему. И вдруг все − полное молчание. Но в глубине души она продолжала надеяться, и каждый день втайне чего-то ждала.
Сидя у Натальи в комнате, Настя напряженно прислушивалась к звукам за стеной. Вот хлопнула дверь: это пришел Никита. Зазвонил телефон, потом умолк и послышался голос Наткиного братца:
− Вы не знаете, почему Туманов опять не был в лицее? Я звоню, звоню, у них никто не отвечает.
Туманов! У Насти екнуло в груди. Это, наверно, он. Это, наверняка, его фамилия, ведь она ему так подходит! Туманов − туманный, как его город, как его душа. Вадим Туманов − как прекрасно это сочетание! Вадим, я хочу тебя увидеть! Почему ты пропал?
И
